– Здорово, Андреич! Ты чего тут гундосишь? – спросил Голубев с порога.

– Мусорят, мусорят, а нам потом тут спать, – не оборачиваясь, ответил старик, кряхтя и выметая какие-то объедки из-под стола.

– Вот и хреново, что спать, а надо бы за территорией следить. Опять по домам лазили местные! Паркет собрали с полов.

– А он тебе нужен, что ли? – угрюмо отреагировал на замечание сторож, выпрямляясь и вытирая лоб рукой. – Старья этого жалко?

– Да век бы его не видеть! – повысил голос прораб. – Посторонние на площадке ходят по ночам, как у себя дома. Полы вскрывают, а этот шум тут никак мимо ушей не пропустишь, если не спишь. На стенах всякое пишут. Чуть ли не дети сюда ходят, подростки. А если случится что в темноте, несчастный случай? Мало нам своего ЧП! Борисов вон под следствием!

– А я давно говорю, что участкового сюда надо привести! Пусть тут полиция разбирается. Я что, пойду их за рукав выводить? А они меня по башке кирпичом.

– У тебя телефон вон лежит! – постучал костяшками пальцев по столу Голубев.

– А что я скажу в него? Что у меня привидение на стройке по ночам бродит. Пришлите мне, мол, психушку?

– Чево-о? – Голубев с недоумением уставился на сторожа.

– А тово, – как-то сразу сник старик, поняв, что сболтнул лишнего.

– Какие еще привидения? – строго спросил прораб. – Ну-ка, рассказывай, Николай Андреич!

Это всегда действовало как надо. Старые рабочие любили уважение к себе. Особенно уважение молодых прорабов, начальников участков. Назови его по имени-отчеству, отдай дань его опыту, профессионализму. И он, задрав нос от гордости, горы свернет. Ну, в данном случае ответит искренностью и расскажет, что у них тут по ночам творится. Мать ее в душу…

И выяснилось, когда они оба закурили, сели за накрытый чистой газетой стол, что вот уже которую ночь снова стало появляться оно. Черт знает что, но выглядит неприятно. Хотя как оно выглядит, и сказать-то нельзя. То как человек в белом, то вроде как из тумана неясная фигура. И всегда с шумом. Оно вроде как привидению положено неслышно летать, а это все норовит инструмент уронить, бочку перевернуть. То ли знак какой подает, то ли просто охраняет место. Есть такое мнение в народе, что привидения появляются там, где останки неупокоенные. Может, и тут в этих старых домах чьи-то кости лежат.

– А предсказатель, тот того… – Сторож неопределенно повертел в воздухе ладонью с желтыми прокуренными пальцами.

– Какой еще предсказатель? – нахмурился Голубев. – Это еще что за хрень?

– Ну, Сема! Мы ж тогда с Михалычем рассказывали. А-а… – сторож хлопнул себя ладонью по лбу. – Так это еще при Борисове было дело.

– Ну, понял, понял, – нетерпеливо перебил прораб. – Что за Сема?

– Шкет один ходил тут все по вечерам. Рабочие уйдут, смеркаться начнет, он и приходит. Интересно с ним болтать было. Только ты, Сергей Владимирович, не подумай, мы без спиртного. За жизнь с ним. Так вот он и рассказывал, что, мол, места эти проклятые, что тут нечисто и жилье строить нельзя. Тут и при старых хозяевах в этих домах как бы нечисть всякая водилась. Порча там, пожар, болезни всякие. Он и говорил, что сначала знаки всякие появляются, как предупреждение. Надписи кровавые, а потом могут и смерти…

– Чево-о-о? – Голубев поперхнулся дымом. – Он про надписи говорил? А говорил, когда они уже появились или до того?

– Ну… точно сказать не могу, – задумался старик. – Наверное, все-таки до… Я помню, что удивились тогда, когда еще при Борисове в предыдущем доме появилась надпись. И сразу про Сему вспомнили, про его предсказания.

Гуров вошел в квартиру Гафановича и сразу с неудовольствием повел носом. Старый эксперт был человеком внешне опрятным, но в квартире у него чувствовался какой-то застарелый и не очень приятный запах. Определиться с ощущениями Гуров сразу не смог. Кажется, и не грязью, и не старческий запах. Может, химикаты какие-нибудь. Может, Марк Борисович дома занимается реставрацией.

– Вы вот сюда проходите, товарищ полковник. – Гафанович, запахивая плотнее домашнюю длинную кофту, увлек сыщика в недра большой гостиной.

Кажется, старик был поклонником старых интерьеров первой половины прошлого века. Тяжелые бархатные занавеси окаймляли дверные проемы. На окнах шторы были с кистями. И стулья в гостиной были как на подбор, еще советского производства. Гуров хорошо их помнил по отцовской квартире. Впрочем, проходя к креслу, Гуров бросил взгляд в приоткрытую дверь кабинета. Стол и удобное современное офисное кресло эксперт для работы, видимо, предпочитал.

– Прошу, вас, товарищ полковник, вот в кресло.

– Что-то вы, Марк Борисович, – заметил Гуров, удобно усаживаясь, – обращаетесь ко мне все время по-разному. То господин полковник, то товарищ полковник. Вы уж определитесь, а то я чувствую какое-то ваше напряжение. Если честно, то я предпочитаю господина полковника.

– Ох, – засмеялся Гафанович и махнул рукой, – не судите меня строго, это я в зависимости от настроения. Когда я сосредоточен, когда я в делах, то и обращение к людям у меня, как правило, суховатое. А в домашней обстановке…

– Тогда валяйте, зовите меня просто Лев Иванович, – разрешил с улыбкой Гуров. – Раз обстановка домашняя. Так, расскажите мне, что вы там нового разузнали по своим каналам про эти драгоценности?

– Извольте, извольте, – потер от удовольствия руки историк и стал смотреть на гостя как-то даже свысока, несмотря на то что был на голову ниже Гурова. – Так вот, уважаемый Лев Иванович, в 1907 году в Санкт-Петербурге изданы два тома «Описи серебра двора Его Императорского Величества». А автором сего замечательного труда явился некто вам неизвестный хранитель драгоценностей Императорского Эрмитажа Арминий Евгеньевич Фёлькерзам. И в этом его замечательном труде содержатся сведения о царских коллекциях Петербурга. В том числе Зимнего, Аничкова и Гатчинского дворцов. В основном это столовое серебро, а также некоторые ювелирные предметы из числа вещей, принадлежавших царевичу Петру Петровичу.

– И каким образом это все меня должно заинтересовать? – спросил Гуров, все же заинтригованный таким началом. – Так глубоко лежат корни тех драгоценностей, за которыми я гоняюсь по всему уголовному миру Москвы?

– Нет, – с довольным видом ответил Гафанович, радуясь, что смог произвести такое впечатление на полковника из самого МВД. – Ваши драгоценности несколько ниже по дворянской иерархии, но тоже замечательны по своей истории. Я ведь почему обратился к памяти господина Фёлькерзама. Ему принадлежат первые сводные справочные труды в области ювелирных изделий. Он тем самым вывел изучение ювелирных произведений на новый уровень.

– Это все, – кивнул Гуров, но историк перебил его властным движением сухонькой руки и продолжил свой рассказ:

– В том же 1907 году им был издан «Алфавитный указатель золотых и серебряных дел мастеров, ювелиров, граверов и проч. 1714–1814», а позже, в 1911 году, и указатель. Я, как это у вас принято говорить, привожу в доказательства улики! И пытаюсь убедить вас, что этому источнику можно верить почти безоговорочно. Арминий Евгеньевич фон Фёлькерзам – известнейший и авторитетнейший генеалог, искусствовед, коллекционер, художник, хранитель галереи драгоценностей Императорского Эрмитажа, а впоследствии и один из его директоров.