Гафановича Гуров нашел в кабинете директора музея. Старый эксперт сидел, обложившись лупами простыми и лупами с подсветками, и разглядывал старинные фотографии, делая изредка пометки в блокноте. Больше в кабинете никого не было. Директор музея предупредил московского полковника, что историк терпеть не может, когда ему мешают во время работы. Он предпочитает тишину и уединение. И если ему помешать, то можно услышать в свой адрес много нелестного. Гуров только улыбнулся в ответ. С Гафановичем он уже сталкивался дважды. В последний раз это было пару лет назад, когда старого эксперта он привлекал для консультации по одному из дел, связанных с хищением ювелирных изделий.

– Разрешите? – Гуров открыл дверь и замер на пороге.

Старик нисколько не изменился. Те же маленькие круглые глаза с собранной вокруг них в складки коричневой от старости кожей. Те же непослушные седые волосы, торчавшие вихрами на затылке. Та же капризно оттопыренная нижняя губа. Кажется, и тот же серый засаленный костюм, в котором Гафанович ходил два года назад.

– Что вам? – не отрываясь от работы и не поднимая головы, проворчал Гафанович.

– Полковник Гуров из Министерства внутренних дел, – представился сыщик. – Вот специально приехал к вам за советом, Марк Борисович.

Гуров знал слабости и особенности характера старика. И говорил он сейчас, специально подбирая слова, чтобы эксперт смилостивился и снизошел. Снизошел с удовольствием от выраженного в его адрес уважения и признания.

– Как, как вы сказали? – Эксперт вытащил из глаза ювелирную лупу и пошевелил бровями, вглядываясь в гостя. – Гуров? А! Господин полковник! Ну, как же, как же. Помню.

Ювелир отложил в сторону снимок и поднялся из-за стола довольно энергично для своего возраста. Был он невысок, сухощав и очень подвижен. Величественно и несколько комично вытягивая перед собой руку для пожатия, Гафанович пошел навстречу сыщику.

– Помнится, вы еще были женаты в те годы на очаровательной актрисе. Позвольте, как же ее звали? Ах да! Мария! Мария Строева! Весьма очаровательная женщина, красавица и большая умница!

– Ее и сейчас так зовут, – улыбнулся Гуров. – И она по-прежнему моя жена. А как здоровье вашей супруги Маргариты Гедеоновны?

– Теперь я понимаю, почему вы полковник, – рассмеялся эксперт и погрозил пальцем. – Вы умеете находить темы для разговора. Ну как я могу выпроводить вас за дверь, если вы спрашиваете о здоровье жены. Спросить еврея о здоровье близких – это значит завести долгий, теплый и доверительный разговор. После таких разговоров люди не становятся врагами и не посылают друг друга на… все четыре стороны!

– Марк Борисович! – Гуров засмеялся и приложил руку к сердцу. – Исключительно из уважения к вашей замечательной супруге.

– Хорошо, хорошо! – примирительно поднял руки Гафанович. – Я понимаю, что вы пришли по важному делу. По неважным делам посылают лейтенантов. Так чем могу помочь?

В семь часов вечера Гуров сидел в гостиничном номере в удобном кресле под абажуром роскошного торшера. Старый эксперт, деловито рассматривал рисунки двух ювелирных изделий, которые ему привез сыщик.

– Ну, что я могу вам сказать, Лев Иванович, – пробормотал эксперт. – Вы, как я понимаю, сами этих украшений не видели. А рисунок сделал человек, который рисовать умеет, но ювелиром не является. Так?

– Совершенно точно! – согласился Гуров. – Но что-то вы можете сказать об этих изделиях? Хотя бы по рисункам.

– Что-то определенное сказать довольно трудно, уважаемый сыщик. Я могу совершенно точно сказать, что эти красивые вещи изготовлены были не ранее второй половины восемнадцатого века. Но это вам мало что даст. Потому что это может быть и век девятнадцатый, и двадцатый. Я имею в виду то, что изделия могут оказаться вполне сносной попыткой скопировать нечто из старинных экземпляров. Некоторые сегодня грешат такими работами.

– А почему именно вторая половина восемнадцатого?

– Видите ли, Лев Иванович, именно во второй половине восемнадцатого века появилось такое понятие в ювелирном деле, как ювелирный гарнитур. Обратите внимание, что и колье и серьги изготовлены в едином стиле, с однотипным креплением, распределением узора. Я могу смело предположить, что где-то имеются еще и кольца. А может, и диадема. На рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков ювелиры отказались от штамповки массовых изделий. Это был всплеск индивидуальности каждого изделия. А в вашем экземпляре индивидуальности очень много. Я бы сказал, что создавали эти творения для конкретной женщины.

– Уже любопытно, – кивнул Гуров. – А можете вы предположить, для какой женщины были изготовлены эти украшения? Хотя бы возраст, социальная принадлежность?

– Ну, это очень сложно, хотя изделия и не рядовые, – задумчиво произнес эксперт. – Можно посмотреть по каталогам именных коллекций и фамильных драгоценностей. Не скажу, что это просто, учитывая, что Бархатная книга[1]довольно толста и насчитывает сотни дворянских родов. А с дополнениями она учитывает и боковые колена. А ведь есть еще дворянские роды, которые не попали в Бархатную книгу. Не знаю, не знаю. Вы что, расследуете преступление столетней давности? Или эти изделия были украдены из чьей-то коллекции? Было бы любопытно узнать, из чьей?

– Нам самим, Марк Борисович, любопытно узнать это. Честно признаюсь, что не таю от вас сейчас ни толики информации. Эти драгоценности всплыли на «черном рынке». Есть основания полагать, что они старинные и имеют художественную ценность. Допустить их исчезновение, особенно за пределы страны, мы не можем. Вот и пытаемся понять, откуда они могли появиться, если это не подделка.

– Знаете, Лев Иванович. – Эксперт снова заговорил серьезно. – Если это и подделка, то гениальная. Очень качественная. Эти изделия имеют весьма характерные признаки именно конца восемнадцатого века. Я не ошибаюсь и не умничаю, как вам только что показалось. Да, да! Не спорьте. Это промелькнуло на вашем лице, полковник.

– И чем же конец восемнадцатого так характерен? – улыбнулся Гуров наблюдательности старика.

– Много чем характерен. Например тем, что ювелиры начали использовать опалесцирующую эмаль. Это особенная эмаль, отличающаяся от обычных эмалей особыми декоративными свойствами. Она в зависимости от угла падения света может казаться то прозрачной, то иметь слегка приглушенный тон. И очень часто она становится похожей по густоте окраски и яркости бликов на благородный опал. Отсюда и возникло это название.

Гафанович говорил тоном лектора, говорил с упоением. Наверное, так он говорит на лекциях, подумал Гуров. Где-то старик вроде даже преподает.

– Здесь мы ничего не увидим, но если вам попадутся другие изделия из этой коллекции, то мы сможем увидеть интересный эффект. Опалесцирующий эффект достигается путем так называемого глушения, то есть ввода в состав эмали различных окислов.