— Очень плохо, — Серега вздохнул. — Плохо, что с памятью у тебя проблемы. Мы говорили о Павле. Да-да, о твоем разлюбезном Павле.

— Кстати, — она постаралась вложить во взгляд, коим его наградила, максимум холода, — если еще раз ты позволишь себе шутки типа той, которую отпустил в холодильнике, можешь забыть о нашей дружбе.

— Значит, пока мы все еще друзья? — странно, но он, кажется, обрадовался.

— Я хотела бы на это надеяться, — долго сердиться Сашка не умела. Даже на Серегу. — Если ты хотел что-то сказать, говори. Я слушаю.

— А нечего говорить, — он красноречиво развел руками, но продолжил: — Я задал тебе вопрос, как фамилия Павла, откуда он родом и вообще, кто он такой, собственно. Ты ответить не смогла. Но я знаю тебя, поэтому склонен предположить, что тебя все эти вопросы интересуют больше, чем меня. Почему бы просто не пойти к нему и не спросить?

К концу его речи Сашка совсем сникла и только тихо ответила:

— Он не отвечает.

— И тебе это кажется нормальным?

— Нет, не кажется. Но он имеет право хранить свои секреты. Он работает вместе с отцом, может быть, этим продиктовано…

— Отсутствие фамилии? — Серега хохотнул. — Да будет тебе известно, что твой отец не работает с людьми, о которых ничего не знает.

— Мне это известно, — она медленно двинулась по дорожке.

Мысль, пришедшая к ней в этот момент, была на удивление простой. Настолько простой, что Сашка даже удивилась: стоило ли бродить вокруг да около загадки, когда все можно выяснить так легко!

— Слушай, а о каком журналисте ты говорил с Викторией?

— Не понимаю.

— О журналисте, в смерти которого ты пытался обвинить себя.

— Хочешь стать домашним детективом рода Мамоновых?

— Просто хочу знать.

— Детективы тоже просто хотят знать. Правда, иногда им мешают. Не всем хочется, чтобы они просто хотели знать, — Серега усмехнулся. — Ладно, хотя подслушивание чужих разговоров и не самая большая добродетель, я все-таки сдаюсь. Я расскажу тебе. Помнишь, на лестнице ты проговорилась, что слышала, как Надя, тогда еще живая, говорила кому-то по телефону, что тайна вашего дома стоит дорого.

— Нечего делать вид, что я совершила что-то скверное, — фыркнула Сашка, — я не проболталась, а спросила тебя, что ты об этом думаешь.

— Так вот, в нашем доме было нечто похожее. У нас была горничная — Ириной ее звали, не как сейчас — приходящая, а постоянная. Не стоит напоминать, что и в нашем, и в вашем доме могут действительно храниться тайны, представляющие большую ценность, так вот, наша Ирина покопалась в отцовском столе и потом продала какому-то журналисту нехилую папку с копиями неких документов. А впоследствии отец целый год доказывал, что он не осел. Ирина была уволена, но это нам уже не помогло. Многие сделки провалились, словом, здорово она нас тогда сделала. Его даже прокуратура прищучить пыталась. Спасибо твоему отцу, не дал нас в обиду. Вот я и подумал, что имеет смысл о намерениях вашей Нади рассказать кому-то из семьи. Аркадия Петровича я тревожить не стал, а поговорил с Борисом. Тот только хмыкнул. Это и понятно, не станет же он падать мне в ноги и благодарить. Ну и еще с Вованом эта глупость вышла. Я ведь только пошутить хотел. А потом вдруг исчез Рябой, убили журналиста в Питере, того самого, который под твоего отца копал. Ну, я сопоставил факты…

— Ничего себе сопоставил! Ты считаешь, что Рябой убрал питерского журналиста?

— Не знаю, — тихо ответил Серега, — но Рябого нет до сих пор. Борис сказал, что его Аркадий Петрович отправил по каким-то своим делам. Интересно, по каким, да?

— Честно говоря, я тоже над этим думала. И ты решил, что косвенно виноват в гибели журналиста? А теперь думаешь, что и Надю убили из-за тебя?

— Нет, — Серега покачал головой, — теперь я думаю, что все в вашем доме крутится вокруг Павла.

— Фу ты! Опять ты за свое! — Сашка даже покраснела. — Ну сколько можно, в самом деле.

— А ты подумай: появляется загадочный парень. Откуда он, кто — никто не знает, но его принимают в доме. Правда, при этом убивают Галю, которая, кстати, не могла желать твоей семье ничего плохого, так как любила Аркадия Петровича. Что уж этот Павел наговорил твоему отцу — неизвестно, но они теперь друзья. Дом окутан тайной, о которой, может быть, и хотела рассказать Надя. Но Надю тоже убили. Лично мне кажется, что эти убийства связаны между собой и еще… Павел пришел, чтобы повлиять на твоего отца.

— Что?! — она замерла.

— Понаблюдай: Аркадий Петрович в его власти. Это же видно!

— Глупости! — однако она не могла с ним не согласиться, потому что сама не раз так думала. Павел действительно управляет отцом. Может быть, и не во всем, но в чем-то точно управляет. — Знаешь что, я сейчас пойду и все спрошу у него самого. Вот и все.

— У Павла?

— Нет. У папы. Давно собиралась это сделать. — С этим она двинулась вверх по лестнице, и решимость ее росла с каждой преодоленной ступенькой.

* * *

Аркадий Петрович устало вздохнул и ответил в телефонную трубку:

— Да. Я знаю, что в среду общее собрание акционеров. Да, я знаю, что сегодня уже вторник. Назначай собрание на вторую половину дня. Да, ближе к вечеру.

— Меня разрывают на части, что мне ответить? К чему мне людей готовить? Будет холдинг или все-таки нет? — в голосе секретарши послышалось отчаяние. — Бумаги не готовы. Мы не успеем к собранию!

— Бумаги — это не главное. Главное — решение, не так ли?

— Д-да, — неуверенно протянула та, — но… что мне говорить людям?

— Говорите, что решение принимаю я, а не вы.

— Это так, но я должна знать предварительно.

— Ах, Инночка, я и сам ничего предварительно не знаю. Как пойдет… — он улыбнулся.

— Как пойдет? Как это понимать?!

— Как понимать… да вот так и понимай: не знаю я пока.

— А когда вы будете знать?

— Надеюсь, что в скором времени.

— Я думаю, вы понимаете, что собрать всех этих людей довольно трудно, — задохнувшись, произнесла секретарша.

— Я понимаю. Но ведь это вообще не моя идея была.

— А чья? У меня записано ваше распоряжение.

— Ах, Инна. Достаточно. Я еще не выжил из ума. Готовь собрание и ни о чем не думай. Отсылай всех, и конец.

Мамонов положил трубку. На душе у него было тяжело. Впервые в жизни он сомневался. Сомневался не в партнерах, не в оценке рискованности предстоящего предприятия — в этом он сомневался довольно часто, и его известное чутье и умение принимать правильное решение сотню раз сослужили ему службу. Сейчас Аркадий Петрович сомневался в себе, и это в самом деле было впервые. Он физически ощущал борьбу внутри себя самого. Здравый смысл диктовал ему принять то решение, которое отвергало его природное чутье. Интуиция впервые спорила с логикой. Он не мог понять, почему вопреки всем здравым домыслам интуиция диктует ему все-таки собрать акционеров и объявить о слиянии многочисленных фирм в холдинг. Почему? Ведь ему это невыгодно!