Аня бросилась в столовую. Дмитрий, подхватив под мышки обессилившего Павла, повел его наверх. Свидерский задвинул засов на входной двери и присоединился к ним. В кабинете уложили Павла на кушетку, и Анна занялась обработкой раны и многочисленных порезов. После перевязки и обезболивающего укола Павел почувствовал себя лучше и сделал попытку приподняться.

— Лежи, герой! Успеешь находиться. А сейчас выпить успокоительного и спать! — потребовал Свидерский и попросил: — Аннушка, поищи.

Она зазвенела медицинскими склянками, целая батарея которых выстроилась на полках шкафа, отыскала бутылек с желтоватой жидкостью и отлила в мензурку.

— Мало! Он что, воробей? — хмыкнул доктор и, когда мензурка заполнилась до краев, поднес Павлу.

В нос шибанул резкий запах багульника, валерьяны, и он поморщился.

— Пей, пей! Только здоровее будешь, — насел Свидерский.

Павел сделал глоток. На вкус снадобье оказалось не столь противным, как ему казалось, и он выпил до дна. Сухость в горле быстро прошла, приятная истома разлилась по телу, и глаза начали слипаться. Сквозь сон до него доносились приглушенные голоса Свидерских и Гордеева, последнее, что осталось в памяти — лицо Анны.

— Уснул, — сказала она и поправила подушку под его головой.

— Проспит до утра как убитый, — заверил Свидерский.

— Мне пора. Надо узнать, что с ребятами, — стал собираться Гордеев.

— Будь осторожен! — предупредила Анна.

— За Павла не волнуйся, мы присмотрим, — заверил доктор и проводил его к черному ходу.

Приоткрыв дверь, Дмитрий прислушался. Начавшийся дождь монотонно барабанил по металлической крыше, а в дырявых водосточных трубах уныло завывал ветер. Среди этих звуков обостренный опасностью слух ничего подозрительного не уловил. Он распахнул дверь, дворами вышел на соседнюю улицу и еще раз проверился. Ничего не выбивалось из привычного ритма жизни, но ближе к центру в глазах рябило от армейских мундиров. Белогвардейские и полицейские патрули проводили повальные проверки на стоянках такси, у аптек и больниц в поисках большевистских агентов. И чтобы не попасться им на глаза, Дмитрий вынужден был добираться до резервной явочной квартиры окольными путями.

К его приходу на ней собрались Дервиш, Николай и двое ребят из группы прикрытия. Судя по их подавленному виду, операция провалилась — Люшков уцелел, а резидентура понесла серьезные потери: двое убитых, трое раненых и двое оказались в руках полицейских. Следующим мог стать Ольшевский. Дервиш ни на минуту не сомневался: Сасо с Дулеповым теперь уже точно знали, кого надо искать в харбинской конторе компании «Сун Тайхан». С его мнением согласился Дмитрий и поддержал решение: на время свернуть активную работу с большинством агентов. После совещания Гордеев с Дервишем отправились на квартиру Свидерских.

Там еще не знали о потерях, понесенных резидентурой, и опасности, нависшей над другими ее участниками. Они пребывали в хорошем настроении. Рана Павла оказалась неопасной. Лекарство и крепкий сон быстро восстановили его силы. Ранение напоминало о себе легким зудом, зато лицо полыхало пламенем. Он прошел к зеркалу и увидел в нем отечную физиономию. Правая щека вздулась багровыми рубцами порезов, а левый глаз затянул лиловый синяк. В таком виде дальше первого полицейского патруля было не пройти. Но не столько собственное состояние, сколько результат выполнения задания — ликвидация Люшкова — интересовал его. В предателя была разряжена вся обойма, но у него оставались сомнения. Дервиш на его немой вопрос хранил молчание. В тусклом свете керосиновой лампы его лицо напоминало восковую маску, и по нему трудно было что-либо понять. Ни слова о Люшкове не проронил и Гордеев. Их молчание тягостно действовало на Павла. Пауза затягивалась, нарушил ее приход Свидерского.

— Все спокойно, Саныч. Анна дежурит внизу, если что, предупредит, — сообщил он и подкрутил фитиль лампы.

Пламя зубастыми тенями заплясало на стенах и осунувшемся лице Дервиша. Прошедшие сутки вымотали его основательно. Он повел плечами, мельком глянул на Павла, задержал взгляд на повязке и потухшим голосом спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Нормально. А как у ребят?

— У них хуже.

— Что с ними?

— Трое ранены. Двое убиты. Володю и Антона взяли, — обронил Дервиш.

— И это еще не конец, — с ожесточением произнес Дмитрий.

— Да? А Люшков? — упавшим голосом спросил Павел.

— Живой, сволочуга!

— Не может быть! Я в него всю обойму всадил!

— Может, и еще как может! Сопли не надо было жевать, а сразу валить! — сорвался Дмитрий.

Павел опешил, его растерянный взгляд метался между Гордеевым и Дервишем, а с губ срывались обрывки слов:

— Люшков… Живой… Я… Я… не мог.

— Не мог? А Володя смог, когда тебя прикрывал!

— Дима, перестань! — пытался погасить ссору Дервиш.

— Я, что? Мы таких парней потеряли! А у него ручки затряслись! — не унимался Гордеев.

— Чт-о-о? Что ты сказал? — Павел задохнулся от возмущения.

— Что слышал!

— Если бы не осечка. И мальчик… Я…

— Белогвардейская шлюха с сученком!

— Так он же ребенок! Как можно? Как?

— И что? Значит…

— Дима, хватит! Мы с детьми и женщинами не воюем! — осадил его Дервиш.

В Гордееве все кипело, он не мог остановиться и бросал одно обвинение за другим:

— Наше слюнтяйство — это удар по всей операции! Мы провалили задание Центра! Мразь Люшков топчет землю и плодит выводки! Дожалеемся! Так они и до советской власти доберутся! Я…

— Стоп, Гордеев! Говори да не заговаривайся, — оборвал его Дервиш и отрезал: — Ты советскую власть не трогай! Она Люшкова и всех их переживет. Давили и будем давить эту мразь! Но мы, Гордеев, не душегубы.

— Да? Много в белых перчатках навоюете? — огрызнулся Дмитрий.

— Все, хватит! — потребовал Дервиш, перевел взгляд на Павла и спросил:

— Крепко задело?

— Не очень, за недельку отлежусь. Вот только как в конторе объяснить?

— О ней забудь! — отрезал резидент.

— Почему? Надежная крыша, — недоумевал Павел.

— И не только про нее, а и про квартиру. Дулепов ждать не станет!

— Выходит, мне уходить в группу Володченко?

— Исключено! — был непреклонен Дервиш.

— Так что же делать? — растерялся Павел.

— Ничего. Залечь на дно. Встанешь на ноги, переправим за Амур. Этим займется Дмитрий, вот там и доспорите. Всем все ясно?

— Да, — согласились оба.

— Раз так, то расходимся! — закончил встречу Дервиш.