Однако хоть и завтра у них обоих тоже выходной, было глупо тратить здесь время впустую, вместо того чтобы проводить его в объятиях друг друга. Или вместе наслаждаться ванной. Он позволил себе вообразить, как Сара прямо сейчас лежит в ней – хотя в его мозгу высветилась намного более вероятная картина того, что она в гневной обиде надевает пальто, намереваясь вернуться в свою квартиру. Он сфотографировал красивый букет, выставленный перед цветочным магазином, и отправил фото Саре, сопроводив смайликом в форме сердечка – пусть это и не ясное и отважное выражение его чувств, но, кто знает, если женщина получает такую эсэмэску, когда ее чувства задеты, то ей может стать не так… больно. Может быть, она почувствует себя более терпеливой.

Сара не ответила на смс, да он в общем-то и не ждал ответа, хотя просто на всякий случай снова и снова проверял свой телефон. Было трудно вообразить, что Сара занимается чем-то столь глупым и пустяковым, как выражение эмоций смайликами. Либо она сосредоточена на тебе, либо нет. Третьего не дано – никаких уверток и фокусов быть не может.

* * *

Патрик мысленно перенесся в свою квартиру. Сара, возможно, лежит в ванне. Разве там не замечательно? Вместо того чтобы бродить по холодной улице под плюющимся, как разозленная кошка, небом, Сара может нежиться в горячей воде, которую так любит, и мечтать. Ее глаза закрыты, губы слегка раздвинуты, тело столь же расслаблено, как вчера вечером. Она гладит себя, убеждаясь, что ее тело все еще принадлежит ей, хотя вчера она полностью отдала его Патрику, и находит грудь, которой он владел. Рука скользит по животу, который он целовал, и умещается между бедрами – там он полностью и без сомнения обладал всем.

Он понимал – Саре нужна уверенность в том, что она владеет собой. И когда она дотрагивается до себя, думая о нем и о том, что он сделал, она хочет понять, кто она сегодня, а он…

М-м. Она, наверное, открыла глаза, чтобы увидеть, как он смотрит на нее, сидя верхом на стуле – который только в его фантазии стоит в ванной, – и положив подбородок на сложенные руки, и тихо, и глубоко говорит: «Давай же, продолжай». И она продолжает ласкать себя…

Как хороши сексуальные фантазии! Без них мужчинам жилось бы дерьмово. Пришлось бы слишком много внимания уделять суровым, опасным, раздирающим эмоциям, которые скрываются у них внутри. Эти эмоции подобны осколкам бриллиантов. Они ярко сияют, обещают любое богатство – и причиняют адскую боль, когда, лишившись всякой защиты, ползешь по ним голышом.

А каково это, быть женщиной, не имея возможности легко и просто развлечь себя сексом? Эта мысль пронеслась в голове у Патрика, задержавшись на долю секунды, но он успел ужаснуться и даже вздрогнул. Бедная Сара. Неудивительно, что он чувствовал себя обязанным защищать ее. Пока он был занят фантазиями о том, как прижимать ее к мраморному столу, она, должно быть, беспокоилась совсем о другом. Например, о маме. И о том, чтобы все делать правильно. Ей нужен такой мужчина, как Патрик, который возведет секс в десятую степень, чтобы в ее жизни он господствовал даже над рассудком.

Это будет на самом деле.

Ладно, будет что-то вроде этого.

Merde, ведь он же ей действительно нужен?

Его пальцы сами собой согнулись в кармане, пытаясь сжать воображаемую руку Сары. Бедные маленькие руки Сары… Напряжение, которое жило в ней, в ее руках, заставляло ее брови сходиться. Оно вело и вело ее вперед, ко все новым достижениям, и никогда не позволяло ей смилостивиться к себе. Господи, да в этом она хуже Люка! Неудивительно, что она расслаблялась, когда он забирал всю власть себе, ничего не давая делать ее рукам.

* * *

Патрик вернулся к реальности зимнего Парижа. Ему захотелось закончить эту прогулку, возвратиться домой и поцеловать ее руки от плеча до запястья. Овладеть ими. Погладить ими свое тело. Позволить себе чувствовать, какие они красивые и невредимые.

Принадлежащие ему.

Он остановился. Люди продолжали идти мимо него. Их зонтики ударяли его по плечам. Он оглянулся и посмотрел на юг. Его внутренности непроизвольно напряглись от нахлынувшей паники, и он прошел пару домов, прежде чем отдышался.

Сара.

Посмеиваясь над собой, Патрик потряс головой, пытаясь заставить себя действовать как здравомыслящий взрослый, а не как психованный подросток.

Сара.

Все в порядке. Она не… не такая. Она не играет в игры, чтобы причинить другим людям боль. Она слишком сосредоточена на тех вещах, которые важны для нее, а игры в их число не входят. Если ему и бывало больно, то из-за того, что она сделала или не смогла сделать. Она никогда не ставит себе целью причинить кому-нибудь боль.

Сара.

Ее имя и образ вторгались в его мысли, обнадеживали и приносили облегчение. Таким же эффектом обладал расплавленный сахар, когда Патрик месил и вытягивал его, как хотел.

Сара значила для него слишком много. Да, слишком много. Но он просто должен был… Он должен справляться с этим. И когда он думал о Саре, то мог справляться так, будто она была его паническим ужасом. Или светом в окне дома, который он мечтал построить. Или глазом бури. Он мог пробиться через бурю, чтобы добраться до Сары.

Ни один призрак детства не дотянется до Патрика через двенадцать лет жизни и не сумеет вырвать эту мечту из его рук.

Нет.

Чертовски нет.

Патрик пошел обратно. По дороге он купил тот букет, фото которого отправил Саре. Вероятно, ее уже нет в его квартире, и придется идти к ней домой. Почему бы в таком случае не быть цветам у него в руке? Они же не могут причинить ей боль?

Он взглянул в направлении Девятого округа, потому что так далеко углубился в Marais, что до квартиры Сары было уже совсем близко, потом посмотрел назад, в сторону своей. И выбрал надежду, merde. Да. Выбрал надежду.

Забавно, какой ужас может вселить надежда и какую он чувствует к ней угрюмую враждебность. И как не хочет позволить ей охватить его.

Но он может попробовать простить надежду за те многочисленные случаи, когда ее предавали. Ведь в этом вовсе не надежда виновата, а сам Патрик. Это же он выставлял ее напоказ, давал кое-кому понять, на что надеется. Но теперь он может смаковать надежду, если будет достаточно умен и сумеет хорошо спрятать ее в какое-нибудь безопасное место.

Должны же двенадцать лет работы и достижений привести в конце концов к чему-то хорошему!

И он решил вернуться к Саре, которая нежилась сейчас в его ванне.

По мере того, как он приближался к ней, его шаги становились все длиннее и сильнее – вдруг оказалось, что на самом деле надежда ему нравится.