Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессор Синеглазов рассмеялся и сказал, что он тоже прекрасно проживет без любого наследства и все его имущество завещано мне, но с делом все-таки нужно разобраться до конца. Ведь могут погибнуть ни в чем не повинные люди. Доказательства против Васильева пока только косвенные. Их недостаточно!
Я заметила, что и взрыв самолета тоже мог быть акцией устрашения. Например, клана Артамоновых. И не только. Это могло быть использовано и против Симеона Даниловича, хотя он в свое время и говорил Васильеву, что его ничем не испугаешь. Но он боится за других людей. А ведь можно было пригрозить взорвать институт, еще один самолет. Что-то регулярно взрывать, если Симеон Данилович захочет наследство из Франции. Пусть его совесть мучает. Разувайффа в Англии могли пугать раскрытием информации о выброшенном бланке, в котором указывалось реальное время появления жеребенка на свет. Чтобы тоже никогда не претендовал на наследство. Ведь денег с Разувайффа пока никто не требовал. Ни денег, ни ценностей. Ему про них напомнили – про то, что смолянка Анна вывезла в Англию. Мало ли что олигарх Бегунов решил, что это наезд на него… Другие бы, наверное, тоже так решили.
Присутствующие со мной согласились.
– Но если бы остался один Васильев, а остальные от наследства отказались, это могло бы вызвать вопросы, – заметила Зинаида Степановна.
– У кого? – посмотрел на нее Синеглазов. – У французских адвокатов? Не вызвало бы. Им до этого дела нет. Они в точности выполнили бы данное им поручение. Остальное их не волнует. Отказались и отказались. У всех могут быть свои причины. Кстати, в советские времена, как мне говорили в той же Франции, советские люди неоднократно отказывались от наследства, оставленного зарубежными родственниками, – чтобы не иметь проблем в Советском Союзе, где они жили. Ведь советские люди хорошо помнили времена, когда имевшие родственников на Западе могли очень быстро отправиться на Север или Восток родной страны. Выехать навсегда было не так-то просто. И наследства на безбедную жизнь за рубежом могло и не хватить.
Но далеко не все отказывались от наследства. Симеон Данилович рассказал про Инюрколлегию, основанную аж в 1937 году. Не ради своих граждан и повышения их благосостояния, а потому что Советскому государству требовалась валюта. В советские времена эта специализированная коллегия адвокатов занималась, в частности, вопросами получения наследства гражданами СССР от граждан других государств. Родственников искали по архивам, если не находили, объявления о поиске печатали в газете «Известия» на последней странице. Но не все признавались! Просто боялись или считали, что государство все заберет. Слухи распускали наследники, получившие деньги. Зачем привлекать к себе внимание и вызывать зависть?
Хотя на самом деле государство не забирало себе все наследство, если родственники находились и желали его получить. И от людей не требовали перевести все полученное в детские дома или в Фонд мира. Не было такого обязательного условия получения наследства. Хотя, как говорят, такие намеки обычно звучали в случае получения большого наследства (больше ста тысяч долларов), люди понимали намеки и «добровольно жертвовали» на благие цели. Но сумму пожертвований определяли сами.
На самом деле наследникам предлагалось два варианта: получить всю сумму в рублях по курсу (валюту получить было нельзя, в СССР вообще предусматривалось уголовное наказание за любые операции с иностранной валютой – от трех лет до смертной казни, свободного хождения валюты не было) или перевести во Внешпосылторг и иметь возможность отовариваться в «Березке» или даже съездить за границу. С суммы наследства вначале взимался налог на наследство по законам страны наследодателя, потом с оставшейся суммы брали по 10 % на гонорары адвокатов – советских и зарубежных (всего 20 %). Налог на наследство в СССР уже не брали.
Известный случай работы Инюрколлегии – получение наследства Юрием Гагариным и Германом Титовым из США от частного лица – некой Гликерии Роджерс. До сих пор неизвестно, что ею двигало. Может, они ей просто понравились? Они передали деньги в детские дома (по три тысячи долларов каждый). Этим делом занималась Инюрколлегия, потому что американцы очень не хотели отдавать завещанные деньги, пришлось нанимать адвоката. Американцы объясняли отказ своей уверенностью, что деньги космонавты не получат, их заберет ЦК КПСС и пустит на гонку вооружений.
Юристы Инюрколлегии получали зарплату (и неплохую), но никаких процентов с наследства не имели. Более того, им запрещалось получать «благодарность» от наследников. В частности, в Инюрколлегии трудился глава партии одного актера и ушел оттуда «по собственному желанию» после получения двух турпутевок за границу от благодарного клиента, о чем Симеону Даниловичу в свое время рассказали знакомые из комитета, когда на политической арене появился не оставляющий людей равнодушными политик, у которого папа юрист. Хотя, возможно, он и сам заплатил за эти поездки свои кровные рубли, как пытался доказать, и его просто «ушли». В любом случае эти времена давно миновали.
– И я думаю, что срок получения наследства «через пятьдесят лет после моей смерти» был определен наследодателем, пожелавшим осчастливить потомков воспитанников Аполлинарии Антоновны, не просто так. Он, как и многие люди на Западе, с которыми я встречался в советские времена, ждал перемен в нашей стране. Мещеряков хотел, чтобы наследники эти деньги получили. Не боялись их получать, не боялись, что наследство у них отнимут. Сейчас времена на самом деле очень сильно изменились по сравнению с тем, что было пятьдесят лет назад.
– Так кому все-таки положено наследство из Франции? – уточнила Зинаида Степановна. – Мне просто любопытно.
– Я завещания не видел, – повторил Симеон Данилович то, что я и так знала. – Я могу только рассказать то, что мне говорили. Наследство оставлено потомкам воспитанников Аполлинарии Антоновны Пастуховой. Лесопромышленник, заставивший дочь отдать его первого внука на воспитание Аполлинарии Антоновне, потому что дочь родила ребенка от революционера, мучился до конца своих дней. Вероятно, он хотел так искупить свою вину. Конечно, это не совсем искупление, скорее, хоть какая-то очистка совести, и остальные воспитанники ни к нему, ни к его дочери, ни к внуку отношения не имели. Конечно, они росли вместе с внуком…
– Секундочку! – перебила я своего учителя. – Какие пятьдесят лет после смерти? Он что, умер в начале семидесятых? Это ж сколько ему лет было? Дочь родила ребенка задолго до революции, мой предок – сын веселой вдовушки и конюха – был взрослым, когда они с Аполлинарией Антоновной отправились в Карелию.
– Внук лесопромышленника был младше, и дочь родила его совсем молоденькой, – заметил Симеон Данилович.
– Он был следующим воспитанником, попавшим к Аполлинарии Антоновне. Следующим после Салтыкова и перед дочерью певицы Каролины. А дочь уже пела в Мариинском театре, когда Аполлинария Антоновна с тремя детьми уезжала в Карелию. Значит, он в тысяча девятьсот семнадцатом, то есть восемнадцатом году был взрослым! Соответственно сам лесопромышленник родился в середине девятнадцатого века. Он не мог дожить до семидесятых двадцатого века!