— Выкрутимся, не впервой. Добраться бы до базы…

— Ну что, сваливаем?

— Сваливаем!

Реми очнулась, когда венценосный, пробегая мимо, едва не сбил ее с ног. Темный гнался за двумя мужчинами, что улепетывали в сторону дендрополиповой чащи. Мчали они прытко, поэтому и другим конвоирам пришлось броситься вдогонку. Ремина поняла, что это ее шанс. Последний шанс спастись от неведомой, но страшной судьбы. И она припустила в другую сторону.

Далеко уйти не удалось.

Она добежала до густой тени, которую отбрасывала колония ночных актиний, когда вдруг ослепительный свет «прожектора» пал сверху, а ноги на ходу захлестнула клейкая петля ловчей паутины. Ремина потеряла равновесие, пропахала носом коралловую крошку и взмыла в поднебесье. Вниз головой.

Через несколько мгновений она уже висела под брюхом у «дирижабля». Из носа ее лилась кровь. Летающий кит шумно хлюпал многочисленными жаберными щелями, обдавая ее кислой вонью. Но Реми не обращала на вонь внимания.

Она болталась вниз головой и смотрела сверху на грандиозную панораму захваченного ночными акслами атолла Алехандро. Захваченного и превращенного то ли в гигантскую псевдолабораторию, то ли в камеру пыток.

В душевой пещере сочилась вода, и Скворцов с наслаждением подставил голову под прохладную морось. Тонкие струйки потекли за ворот рваной камуфли, каплями поползли по щекам. Будто слезы. Но егерю было не до слез, его душила ярость. Только понимание бесполезности и несвоевременности этого чувства удерживало Скворцова от нелепого поступка — кинуться на толпу венценосных бандитов, чтобы душить, рвать зубами, разбивать камнями плоские головы. Ярость душила егеря и не находила выхода…

У входа в грот возникла смутная тень и неуверенно квакнула.

Ах ты!

Скворцов сорвался с места. Венценосный не успел опомниться, как человек повалил его в коралловое крошево, стиснул кадыкастое горло безжалостными пальцами.

Темный еще несколько мгновений хрипел и бился, но это уже была агония. Скворцов подождал, пока абориген затихнет, и только потом отнял руки от раздавленного горла акслы. Огляделся. Тихо? Тихо… Хотя, какая там тишина? Атолл Алехандро гудел, как улей. Венценосные оцепили лагуну: ни дать ни взять — колохра во время облавы в трущобах Прозерпины. Правда, облава в окрестностях атолла уже завершилась. Наступала кульминация. Шли последние приготовления к главному действу. И он, экзобиолог Андрей Валентинович Скворцов, обязан был досмотреть его до конца.

Даже ценой жизни, если придется…

Он поднялся. Побрел в поселок волонтеров.

Над атоллом висели дирижабли. Летающие монстры вращали глазищами, улавливая сияние лун и блеск Карлика. Столбы синего света плясали над лагуной, выхватывая странное сооружение в ее центре.

«И когда они только успели?»

Посреди лагуны возвышался живой помост из бегемотов. Четыре особи, бок о бок. Бегемоты сдержанно мычали, но с места не двигались. Венценосные акслы сложили на их спинах платформу из листов термопластика, содранного с волонтерских хижин. На платформе возлежал громадный (егерь никогда не встречал таких) электрический слизень. В отличие от флегматичных бегемотов, слизень был зол, как тысяча чертей — между рогов его то и дело проскакивали голубые молнии. Раздражение не мешало слизню пожирать охапки водорослей, которые подкладывали венценосные.

«Так-так, — думал Скворцов, — вот тебе и еще один пример управляемой эволюции…»

Слизни, как и бегемоты, — животные дневные. На время Карлика они прятались в естественных убежищах или впадали в спячку. Но эти, судя по всему, не только бодрствовали, но и чувствовали себя недурственно. Выходит, они не были дневными животными, а чем-то другим. Ночной модификацией. Мутантами. Егерь вспомнил гигантский скелет в пещере. Неудачный лабораторный образец? Не исключено. Значит, где-то в подземельях Хардегена скрывались и живые образцы. Экспериментальные модели, на которых отрабатывались все новые и новые улучшения.

Оцепление заволновалось, задвигалось, пропуская к лагуне чудовищную процессию. Это были коньки-осьминоги. Потешно (хотя Скворцову было не до смеха) кивая лошадиными головами, они надвигались на берег сплошной желеобразной массой, в которой с трудом можно было различить отдельных особей.

Егерь притаился за автоматом для «попкорна», молясь, чтобы телепаты с щупальцами не почуяли его. Но конькам было не до человечишки, они занимали плацдарм. Скворцов видел, что коньки пытаются выстроиться в шеренгу, создать оцепление внутри оцепления. Получалось у них плохо. Пришлось вмешаться венценосным. Темные акслы бесцеремонно хватали телепатов за щупальца и отводили каждого на положенное место. Кваканье и визг при этом стояли адские.

Наконец как-то все устроилось. Коньки растянулись неровной цепочкой вдоль кромки лагуны и застыли. Если можно считать застывшим непрерывно взбалтываемый студень.

Скворцов затаил дыхание. Он понимал, что этот парад — неспроста, что сейчас появится кто-то главный. Видно из-за автомата было хреново. Егерь, рискуя быть обнаруженным, передвинулся чуть ближе.

И тогда он увидел.

Со стороны Хардегена бесшумно выплыл живой дирижабль. Самый огромный из всех. Он затмил своей тушей звезды, луны и Карлик. Прожектора меньших дирижаблей погасли, но гигант развернул к ночному солнцу исполинские глаза, и в Алехандро стало светлее, чем днем. В этом мертвенном свете было отчетливо видно, как из-под брюха летающего Левиафана спускаются крабопауки. Между их панцирями висела паутинная сеть, которая поддерживала еще одного конька-телепата…

Нет, не конька.

Скворцов всмотрелся.

Ореол щупалец, студенистое тулово, а выше…

Выше был человеческий торс. Пара худых рук. Узкие плечи. Лысая голова…

Самуил Аркадьевич? Какими судьбами?

Старого учителя, которого много лет назад поглотила сиренианская ночь, не могло здесь быть. А это очень похожее на мудрого экзобиолога Розенталя существо — лишь очередной мутант. Порождение больной фантазии Большого барьерного рифа Хардегена.

Человек-осьминог сошел на землю. Повертел головой, поквакал. Из штаб-квартиры Юнион Гэлакси выглянула венценосная аксла. Та самая королева Сирены, что спасла жизнь Скворцову и Ремине в подземельях Хардегена. Правда, это еще вопрос: спасла ли?..

Не торопясь, будто коллеги-ученые на прогулке в университетском парке, венценосная самка и человек-осьминог прошлись вдоль берега, время от времени обмениваясь горловыми трелями и кваканьем. Егерь дорого бы дал, чтобы узнать, о чем они ведут беседу. Подойти и спросить? Ведь он тоже ученый. Его тоже волнуют проблемы эволюции. Тем более — эволюции управляемой. Но еще больше волнует, куда эти твари спрятали Реми и что они собираются с ней сделать.

Он обязательно спросит. Липового Розенталя ли, венценосную ли акслу — безразлично. Он вытрясет из них ответы, прежде чем его убьют. А в том, что его убьют, Скворцов уже не сомневался.