Я сразу же поддержал идею о повторной пересадке. В прошлом нам удавалось обойтись и без этого, но разве новая печень не подарила бы Нейту наибольшие шансы стать хирургическим резидентом? Пытался ли я мыслить рационально или мне мешали личные отношения с ним? Я не знал.

Артерия Нейта оставалась открытой, но у него начались и другие серьезные проблемы. В течение следующих дней произошло три события: у него открылось кровотечение, результаты анализов функции печени значительно превысили норму, а анализы крови снова показали наличие грибка.

Я решил отвезти его в операционную, чтобы смыть грибок, сделать биопсию печени, посмотреть, откуда кровотечение, и взглянуть на артерию. Нейта такая перспектива не радовала, но его самочувствие было очень плохим. Он спросил меня, справимся ли мы. Я надеялся на это.

Когда я посмотрел на печень в операционной, она выглядела довольно хорошо. Очистив ее от крови и лишней ткани, я сделал биопсию. Однако возникла другая проблема: кишечник настолько разбух, что я не мог зашить пациента. Я обложил его брюшную полость губками и поместил туда отсасыватель, а потом вернул Нейта в отделение интенсивной терапии. Он находился под действием седативных препаратов и дышал с помощью трубки. Далее последовали худшие недели моей профессиональной жизни. Тяжелым это время было и для Нейта.

Мы каждые два дня отвозили его в операционную, чтобы промыть брюшную полость и пробовать наложить швы. Более того, биопсия показала явное отторжение, а анализы на интраоперационную культуру выявили грибок и множество других устойчивых к воздействию лекарств бактерий.

В разговорах с семьей Нейта я старался не терять позитивного настроя, но я действительно не знал, чем все закончится. Команда хирургов ходила по острию ножа, повышая дозировку иммуносупрессивных препаратов одновременно с повышением дозировки антибиотиков. Что касается кроворазжижающих препаратов, мы старались найти оптимальную дозировку, при которой кровь стала бы жиже, но кровотечения не возникали бы.

Во время четвертой попытки нам все же удалось зашить Нейта. Дыхательную трубку ему удалили на следующий день. Я думал, что первыми словами Нейта станут: «Что вы, мать вашу, со мной сделали?», но он был слишком усталым и слабым, чтобы произнести такое длинное предложение. К счастью.

Хотел бы я сказать, что дальше все пошло гладко, но это не так. Нейт держался, несмотря на многочисленные процедуры, консультации, уколы, сканирования, биопсии и так далее. Я в шутку говорил ему, что он станет самым опытным интерном из существующих, однако я сомневался, что ему удастся когда-нибудь выйти из больницы.

Несколько недель спустя Нейт отправился домой, но через два дня вернулся в больницу. Ему стало хуже, чем когда-либо. Нейту установили новые трубки и дренажи. Теперь у него возникла новая проблема: желчь просачивалась через протоки, которые должны были направлять ее из печени в кишечник. Мы установили трубку в кишечник через печень и один из протоков, чтобы желчь вытекала в пакет, с которым Нейту приходилось везде ходить. Он смог пережить и это. Он был похож на скелет со впалыми желтыми глазами. День выпускного приближался, но мы не знали, выйдет ли он на сцену.

Актовый зал Юнион-Саус, 12 мая, выпускной школы медицины

Я нервничал, когда смотрел на выпускников в шапочках и мантиях, готовящихся войти в зал и получить дипломы. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти Нейта: он был бледным, дрожал и пользовался ходунками. Мне очень хотелось верить, что он просто волнуется, но я понимал, что причина в другом. Я подошел, чтобы обнять его, и почувствовал под ладонями его ребра. Я спросил, как он себя чувствует, но не расслышал ответа. Я поинтересовался, готов ли он произнести свою речь, и он ответил, что да. Его жена Анна держала копию речи: она должна была закончить выступление, если бы у Нейта не хватило сил.

Как только все вошли в зал, я отошел в самый конец и поверх тысячи голов увидел Нейта, сидящего на сцене слева от декана. Декан сказал пару слов, а потом несколько человек выступили с советами. Все это я слышал много раз: будьте добры к медсестрам, приносите печенье, пациенты всегда на первом месте – бла, бла, бла. Эти советы хороши, но слишком предсказуемы. Настала очередь Нейта.

Он медленно, нетвердой походкой подошел к кафедре. Хотя я знал, насколько он слаб, и видел, как его руки, держащие бумагу с речью, дрожали, его голос был удивительно сильным и уверенным.

Нейт произнес одну из самых вдохновляющих речей, которые я когда-либо слышал. Она была полна уроков, которые он вынес для себя во время своей болезни. Несмотря на все, что ему пришлось пережить, он подчеркивал важность надежды.

Надежда, сказал он, «возможно, является самой ценной валютой, которая есть у пациентов». По его словам, именно надежда помогла ему два года продержаться в листе ожидания, а затем рискнуть и решиться на пересадку печени в столь молодом возрасте. Болезнь отделила его от сокурсников: да, он окончил школу медицины, но его опыт сильно отличался от их. После занятий, когда они ехали домой заниматься или шли в паб, он поднимался на третий этаж больницы, где ему делали плазмаферез[116]. Он, как и его сокурсники, провел большую часть последних двух месяцев в больнице, только он либо лежал на больничной койке, либо находился на операциях, либо сидел в процедурном кабинете. В то время как его сокурсники вскрывали конверты, чтобы узнать, на каких обучающих программах они проведут следующие 3–5 лет, он просто надеялся, что сможет выжить.

«Надежда принимает много разных форм, – сказал он. – Для кого-то она проста. Это надежда, что кашель пройдет и не станет вестником чего-то более серьезного; что боль отступит; что врач окажется внимательным и понимающим. Однако для других пациентов надежда гораздо более глобальна. Это надежда на исцеление. Надежда на продолжительное время с семьей и друзьями. Я же, например, надеюсь, что трансплантация подарит нам с женой шанс на нормальную, здоровую жизнь».

Он продолжал: «Ваши пациенты будут ждать, что вы подарите им надежду даже в самые тяжелые минуты. Даже когда все идет не по плану, вы можете дарить пациентам надежду на простые вещи: лучшие результаты анализов, расширение диеты или нормальный снимок. Даже когда варианты лечения иссякают, надежда остается. Наши надежды могут меняться. Надежда на исцеление сменяется надеждой на комфорт, на окончание страданий или на возможность вернуться домой».

История Нейта на этом не заканчивается. Через несколько недель его привезли в больницу с высокой температурой. В его артерии снова обнаружился тромб. Спустя четыре месяца с первой пересадки печени ему сделали вторую. Это была печень неожиданно умершей здоровой молодой женщины. Несмотря на все трудности, Нейт выжил. В первый день после операции он выглядел лучше, чем когда-либо. Его ад закончился – до следующего года, когда он пойдет в хирургическую резидентуру.