одно преследовало другое: он видел это сейчас сквозь жесткую, как кость, энергию решетки, которая была им: видел, как теплое сосредоточение мига в бледно-зеленых комнатах потерпело неудачу или угодило в преследование: так что зияние, движущееся между преследующими двумя, стало их умножением.

Но в какой бы части своих клеток Имп Плюс это ни видел — оно предвещало себя в бледно-зеленых комнатах в момент сплетенного деления, нездорового желания, страдания, гнева и каскадного наклонения. Преследование было в нем, и миграция зияний рисовала — уже врисовала — в формы процесса, очищенного от всего загрязняющего, за исключением брошенной вперед возможности, чье местоположение было чрезвычайно бледной коралловой решеткой, в чьей одновременной общности он минул — уже миновал — сквозь то, чем он был: влажными мышцами света; дождями питания, — обвалами роста и пустоты, ставшими реальными, благодаря самому побегу, протянувшемуся над ней; видом мысли, стоявшей рассеянной; глюкозой, сделанной или надуманной по пульсации цвета радуги, сжатой через зияние зрачка; формами равновесия, которым он скорее был, чем видел среди кувырков положений ИМПа по неизвестному плану Центра; формами затрудненного дыхания внутри вдохов и вдохов, и повсюду тропы частиц, проделанные сквозь локоны света дыханием овальных силовых установок-растений, так близко пересекающими жизни мозга и водорослей, что в тени идеи зеленого Имп Плюс мог казаться Въедливому Голосу фотосинтезирующим — и если по воле гетеротрофным, то аутотрофным в коренной форме — казаться, то есть, этому суровому присутствию, которое было еще одной формой. Въедливым присутствием, как-то перерастворенным Имп Плюсом в узорах частицы, так похожих на его каскады веретенообразных осей-частей, обломанных в новейшем движении, которым Въедливый Голос мог взглянуть на Имп Плюса как на его же субстанцию. Но обвалы, цвет, форма, сила — то, что он должен иметь сейчас, было способом удерживать то большее, чем он стал — в то время как Въедливый Голос, казалось, настойчиво хотел это больше.

Повторите еще.

Решетка поглотила слова.

Слова сгинули в несказанную пустоту, где, будучи неоднократно сказанными до этого, они остались несказанными. О, что бы это значило? Страдание, гнев, нездоровое желание, пустота, боль старая и новая, растворившаяся, чтобы создать нечто между Солнечными косами и слиянием, которое они почти охватили.

Его поблагодарили. За что?

Да, структура косы, согласился Въедливый Голос; и если видимая, то где? И не сочеталось ли она каким-то образом с ранее упомянутым красным, увеличивающимся с жарой?

Имп Плюса поблагодарили за ответ на повторите еще раз, когда он сказал — но это была решетка, что собрала — боль старую, боль новую — Солнечные косы и слияние, и что-то между ними.

Он хотел сказать каскады. Он не знал себя даже после того, как голос Кап Кома, сплетенный с вначале суровым, дружелюбным голосом, потребовал узнать, что вообще было сказано о косах, и говорил ли Имп Плюс им, что Солнечные косы и красный действительно были видимы.

Он не мог объяснить зрительные мембраны.

Но они были им. Нет, они были им сейчас.

Кап Ком вновь требует.

Но где теперь был иной голос?

В тишине решетчатые слои были заняты. Где-то, трудно извлекаемый в решетках, иной голос громко спросил какие каскады. Поскольку каскады напрямую передали частицам Въедливого Голоса, находящегося в овалах на Земле, хотя и здесь в решетке, словно части, отсеченные там, чтобы списать на приобретение опыта, все еще также были здесь в теле среди слоев заряженного, жесткого, выбеленного расчесывания. И на этот раз частицы Въедливого Голоса не произнесли Повторите еще. Поскольку, произнесенное неоднократно повторите еще, оставалось несказанным. Затем возникли помехи, заразившие дружественные частицы; они были в решетчатом слое и также на Земном острове, где Въедливый Голос также был сопровождающим телом, работающим с Кап Комом; повод для воды оставался неизвестным, пока каждый новейший эллипс жестко швырял ИМП к Земле; в дружественные частицы вторглось больше помех; голос утверждал, что ничего не было сказано о косах и каскадах; решетка врисовала больше Солнца в то, что она и Солнце, казалось, хотели — внутреннюю спираль, как сложный глаз, охотящийся (хотя здесь было не больше насекомых, чем растений); но повсюду в частицах Въедливого Голоса каскады закручивались, но не останавливали помехи: каскады и сальмонелла закручивались, но закручивались внутрь среди овальных воронок частиц, хотя помехи вклинивались, и извне были они, но не бледная решетка, а там на Земном острове; фотоны образовывали внутренние спирали, сложенный с решетчатыми клетками, которые, как могло казаться, двигались удерживающим движением — сложился в глаз, чей угол поворот за поворотом охотился за местом в слоях, где одно обваливание могло привести за пределы болей всего, что могло быть утраченным, и дальше ко всей сладкой влаге в отвесном море Солнца; но что-то вклинилось, и это было не помеха, а мысль, что помеха была Кап Комом, и что дружественные частицы в опасности; и во внезапном позвоночникоподобном движении, которое совершила закрепленная решетка врисовыванием Солнца в трубопровод, чтобы зацепить и встряхнуть направляющийся к Земле пространственный контур, ИМП был стабилизирован, его кувыркание в направлении угрозы Земли прекратилось, и решетка стала между дружественными частицами Въедливого Голоса и помехой, которая должна была быть Кап Комом и, вслед за тем с Земли сейчас можно было услышать прежние слова: Подумайте, что мы собираемся утратить.

Странно, но слова были более известными, чем даже если бы их кто-то сказал. Как так? Потому что их сказали именно кому-то.

Хотя и не в этот раз.

Слова, показанные смещением дружественных частиц: словно одна складка овализированных ультра-пересечений подалась наружу в мгновенный льющийся наклон: но слова Подумайте, что мы собираемся утратить которые поступали не от, а к Кап Кому (как можно знать, что они поступали именно к Кап Кому?), поступали не в форме мысли, переданной напрямую к или от дружественных частиц, или мысли, существующей так, как новые орбитальные положения содержались во внутренней мысли, а как излучение запущенное из дружественных частиц бывшей мысли Въедливого Голоса в то, что великая решетка удерживала, как контур, не сильнее и не страннее, чем речь вслух Въедливого Голоса Кап Кому. Въедливый Голос все еще нуждался в большем. В большей помощи. Овализации высунулись, поскольку они текли быстрее, но только чтоб свободно пролиться от центра, лишь с целью вытянуть из него еще более жесткое разложение на частицы, словно сила была фокусом, когда, как у овала не один фокус, а два, таким образом эта овальная форма высунулась или выперла наружу сразу и на Земле и здесь в решетке, которая ощущала в своих слоях и тот великий впадающий