Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что-то вмешалось.
Сомнение по поводу великой закрепленной решетки самого себя?
Поскольку последний периметр движений погас.
Нет. Не сомнение.
Поскольку здесь, в этой решетке, чье трехмерное поле было обычным, и ему, как Имп Плюс теперь видел (еще одним измерением), тоже не доставало границ — здесь, в этой решетке, казавшейся нечистой лишь в движении, пришедшем к ней — движение уже не было жизнью животного, растительным или каким-то бредо-простейшим цепляющимся движением: но взамен было светилами, чьи части были разбиты обратно в струи потока, изогнуты и проведены в спирали спиралей этой решеткой его самого.
Теперь он был своей мыслью. Спинное движение Солнца и клеток зацепилось как зачехляющая встряска по длине решетки, затем было повсюду как заря позвоночников; где один позвоночник все еще двигался, как дальность луча.
Но обмен с Центром, который он предвидел и заставил стать реальным, начался сейчас как раз в тот миг, когда он завладел тем, что, как потом узнал, тоже предвидел, но не мог сказать.
Поскольку ИМП сейчас бросился в свободное падение со своего нового пути и вновь выпал в свечки кручения.
Тем не менее, эти без тряски.
Хотя затем Имп Плюсу захотелось, чтобы они были.
Его мысли вертелись вокруг прекрасных слов, которые пульсировали и проходили между ним и Въедливым Голосом на тихоокеанском острове.
Но что пнуло форсунки и отключило пространственный стабилизатор? Имп Плюс должен был спросить. Поскольку что бы ни сделал Кап Ком, чтобы растянуть перигей ИМП ниже, а затем еще ниже к некой зоне посадки в беспокойном мозге Кап Кома, Имп Плюс чувствовал, что он был именно тем, кто это сделал и сделал это через полупроводник, которым, как вновь стало понятно, он и был.
Сделал что?
Стал тем, что предвидел.
Или пытался стать. Он ведь пытался?
Он видел меловой эллипс, Землю одним фокусом, другой — пустой, но там же, Въедливые частицы касались пальцами зеленой доски.
И затем частицы Въедливого Голоса соединились, и Имп Плюс увидел Въедливый Голос, как будто это были его частицы. И Въедливый Голос сказал: КАКОЙ РОСТ ИМП ПЛЮС, КАКОЙ РОСТ?
12.
Потому он начал отвечать и спрашивать. И пока ИМП крутился, кувыркался, вращался и входил в меньшие орбиты, Имп Плюс разговаривал со знакомыми овалами Въедливого Голоса.
И не зная, с чего начать, он употреблял старые слова, которые употреблял Въедливый Голос. Иногда слова, которые Въедливый Голос лишь собирался употребить. Но еще удивительней во всех этих миновавших словах было то, чего им не хватало.
Намного больше, чем того, чему слова были равны.
Имп Плюс ощущал повсюду. Если он не желал рассказывать Центру, что то, что изначально было телом, выросшим как морская звезда безротой гидры, казавшимся теперь чем-то другим, а не телом, желание постепенно превратившееся в неспособность, которая в свою очередь была лишь тенью, отброшенной его чувством, что он мог сохранить то, чем, как надеялось Солнце, они могли бы стать.
Он устремлял свой взор в будущее; и затем — уже там — оглянется назад от всего того полуувиденного, чем он стал. Чтобы обнаружить, что всем тем словам, что были лишь картинками, также не удалось передать то, на что слова склонялись указать, как и наново собранные тела-частицы были не тем телом, которое Имп Плюс однажды делил с Въедливым Голосом. То есть двумя телами, но подобными. Сейчас — столкнувшись с вопросом Какой рост? — Имп Плюс не знал, с чего начать.
Но он узнает, чем он стал — не наполовину, а полностью.
Поскольку чтобы знать, что было его, он должен знать то больше, чем он стал. Поэтому он разговаривал с Въедливым Голосом, пока Въедливый Голос отвечал вопросами и ответами. Это лучше, чем то, что раньше поступало от Центра. Поскольку затем Центр сказал лишь, что малиновые вспышки, сейчас прядущиеся и распрядающиеся, могли быть трассирующими частицами из космоса. Но сейчас Въедливый Голос пошел дальше, и Имп Плюс отвечал, что хотя иногда он лишь догадываться, что если ИМП был горячим, да, когда малиновый усиливался, так же происходило и с жарой. Въедливый Голос—
Это был Въедливый Голос, Въедливый Голос, каким он, должно быть, и был, но видимый лишь сейчас: Имп Плюс узнал из-за запомнившейся подробности о сальмонелле, но больше из-за того, что он видел, как Въедливый Голос сейчас растворился в молоке частиц, выстреливающих в устойчивые, прерванные овалы, борющиеся, но выстреливающие, словно Въедливый Голос поймал некое излучающее движение, изначально приведшее Имп Плюс к «Путешествовать по свету налегке».
Он хотел сказать и спросить: вваливающаяся или вываливающаяся боль у Въедливого Голоса, и также сказать, что сквозь длинный эллипс новой боли мысль выстреливала назад и вперед, и за это нужно было держаться. Выстреливало между ИМП и Землей. Но он не нашел бы слова равные этому или сердцевине этой силы, бывшей (или бывшей внутри) засасыванием дыханий, держащих поле, бывшим предбудущим таких же дыханий между малиновыми прядями и Солнечными косами.
Новая боль не была жжением, но он хотел ее утратить. Утратить ее так же плавно, как и глюкозу, сверкающую в струях вверх по трубке из растительных грядок. Но, рассказывая Въедливому Голосу об этом движении глюкозы, он знал, что новая боль обещала еще больше напомнить о себе. И Имп Плюс видел не только то, что Въедливый Голос должен спросить, как он видел; он видел, когда Въедливый Голос спросит. Но Имп Плюс видел, что для потери этой боль, он, возможно, должен утратить также шанс, что она возникла из использования этой силы, выстреливавшей вперед к разделенному Центру и назад, как из действия между Солнечными косами и малиновым. Это действие было больше, чем веяние и сосание Солнечных кос и винтовое повторное скручивание в малиновом процессе: действие включало также великую решетку, чья закрепленность была
