Гук ревниво охранял собственные секреты, однако Гордиевскому удалось собрать поразительно большое количество полезных сведений — начиная с посольских сплетен и заканчивая информацией, имевшей политическую и государственную важность. КГБ курировал ряд нелегалов в Британии, и хотя линия «Н» внутри резидентуры действовала наполовину самостоятельно, Гордиевский всякий раз давал наводку МИ-5, когда ему становилось что-то известно о деятельности подпольной шпионской сети. В самый разгар шахтерских забастовок в 1984–1985 годах Гордиевский узнал о том, что Национальный союз горняков связывался с Москвой и просил о финансовой поддержке. КГБ высказывался против финансирования шахтеров. Сам Гордиевский говорил коллегам по КГБ, что для Москвы было бы «нежелательно и непродуктивно» субсидировать иностранное забастовочное движение. Но в ЦК КПСС рассудили иначе — и одобрили перевод более чем миллиона долларов из Совзагранбанка (в итоге швейцарский банк-получатель заподозрил неладное, и перевод так и не был осуществлен). Тэтчер обзывала шахтеров «внутренним врагом» — и эти ее предубеждения наверняка усилились, когда она узнала, что враг внешний готовился профинансировать забастовки горняков.

Шпионский радар Гордиевского обнаруживал и других врагов, находившихся далеко от Москвы. 17 апреля 1984 года сотрудницу британской полиции Ивонн Флетчер расстреляли из пулемета из здания ливийской дипломатической миссии на Сент-Джеймс-сквер в центре Лондона. На следующий день резидентура КГБ получила телеграмму из Центра, содержавшую «достоверную информацию о том, что стрельба произошла по личному приказу Каддафи», и сообщавшую, что «в Лондон для командования расстрелом был специально отправлен из Берлина опытный профессиональный убийца». Гордиевский немедленно передал телеграмму в МИ-6 — и она стала основанием для сурового ответа. Правительство Тэтчер разорвало дипломатические отношения с Ливией, выслало из страны наемных бандитов Каддафи и успешно искоренило ливийский терроризм в Британии.

Иногда разведданные «вызревают» долго. О шпионской деятельности Арне Трехолта Гордиевский впервые предупредил МИ-6 еще в 1974 году, но норвежская служба медлила десять лет, прежде чем решилась принять меры, — отчасти из желания защитить источник «слива». За это время Арне Трехолт, яркая звезда норвежского левого движения, стал начальником отдела прессы в Министерстве иностранных дел Норвегии. В начале 1984 года Гордиевскому сообщили, что норвежцы готовы взять Трехолта, и поинтересовались, не возражает ли он: поскольку наводка поступила изначально от него, в случае задержания Трехолта Гордиевский сам мог попасть под удар. Гордиевский не колебался: «Разумеется, не возражаю. Он предал НАТО и Норвегию, так что чем скорее его арестуют, тем лучше».

2о января 1984 года глава норвежской контрразведки задержал Трехолта в аэропорту Осло. Он собирался вылететь в Вену — предположительно для встречи с Геннадием «Крокодилом» Титовым, своим куратором из КГБ, с которым обедал вот уже тринадцать лет. В портфеле Трехолта обнаружили 65 секретных документов. Еще 8оо документов были найдены у него дома при обыске. Вначале он отвергал обвинения в шпионаже, но, когда ему показали фотографию, на которой он был заснят вместе с Титовым, его вдруг сильно стошнило, а потом он сдался: «Ну что тут сказать?»[58]

Титова тоже перехватила норвежская разведслужба и предложила ему сделку: если он соглашается перейти на другую сторону или дезертировать на Запад, то получит полмиллиона американских долларов. Он отказался — и его вышвырнули из страны.

В суде Трехолта обвинили в причинении «невозместимого ущерба» Норвегии путем передачи государственных секретов советским и иракским агентам в Осло, Вене, Хельсинки, Нью-Йорке и Афинах. Его обвинили в получении 81 тысячи долларов от КГБ. В газетах его называли «величайшим предателем Норвегии со времен Квислинга» (Квислинг сотрудничал с нацистами в военные годы, и в английском языке его имя даже сделалось нарицательным для обозначения изменника и коллаборациониста). Судья заметил, что Трехолт имел «необоснованное и преувеличенное мнение о собственной важности». Его признали виновным в государственной измене и приговорили к двадцати годам тюрьмы.

В конце лета 1984 года Джеймса Спунера перевели на другую работу, и новым куратором Гордиевского сделался Саймон Браун, владевший русским языком бывший глава бюро советских операций P5 — тот самый, что выслеживал Беттани, вырядившись бродягой. Брауна ознакомили с делом Ноктона еще в 1979 году, и тогда, возглавляя отделение МИ-6 в Москве, он отвечал за контроль над местами подачи условных сигналов для операции побега «Пимлико». Если со Спунером у Гордиевского с первого взгляда вспыхнула взаимная личная симпатия, то с новым куратором взаимопонимание установилось не сразу. Во время их первой встречи Вероника подала на обед сельдерей и поставила чайник на огонь. Браун нервничал. «Я думал: если я буду с трудом говорить по-русски, он примет меня за идиота. А потом, когда я прокрутил запись, то, к моему ужасу, услышал только нарастающий шум закипающего чайника и чье-то чавканье сельдереем». На этих встречах всегда присутствовала секретарь МИ-6 Сара Пейдж, неизменно невозмутимая и обнадеживающая: «Ее успокаивающее присутствие во многом помогало очеловечить и незаметно смягчить несколько накаленную атмосферу».

Между тем Гордиевский продолжал заниматься своей основной работой — поддерживал контакты с местными политическими осведомителями, одни из которых искренне симпатизировали советскому строю, а другие, вроде Розмари Спенсер, просто поставляли годный «цыплячий корм». Исследовательницу из штаб-квартиры Консервативной партии, не знавшую о том, что Гордиевский в действительности — двойной агент, работающий на британскую разведку, МИ-5 использовала специально для этой цели — снабжать его хоть какой-то информацией. Другим подобным агентом был Невилл Бил — представлявший партию тори член совета Большого Лондона от Финчли и бывший председатель объединения консерваторов Челси. Он передавал Гордиевскому документы, принимавшиеся в совете, — они не имели никакой секретности и были довольно скучными, зато подтверждали (в глазах кагэбэшного начальства) умение Гордиевского раздобывать разнообразную официальную информацию.

Из Центра часто приходили предложения о вербовке новых агентов — чаще всего совершенно нецелесообразные и неосуществимые. В 1984 году Гордиевский получил адресованную лично ему телеграмму из Центра: ему предписывалось возобновить контакты с Майклом Футом, бывшим агентом Бутом. После сокрушительного поражения на выборах Фут ушел в отставку с поста лидера Лейбористской партии, но оставался членом парламента и ведущим деятелем левого крыла. В телеграмме отмечалось, что хотя Фут и не взаимодействовал с КГБ с конца 1960-х годов, «было бы полезно восстановить контакт» с ним. Если бы стало известно, что шпион, курируемый МИ-6, активно пытается завербовать одного из самых высокопоставленных политических деятелей Британии, разразился бы немыслимый скандал. «Тяните резину, — посоветовали Гордиевскому в МИ-6. — Отвертитесь как только можете от этого поручения». Гордиевский отправил в Центр ответное сообщение: мол, он попробует заговорить с Футом на каком-нибудь приеме, «ненавязчиво» даст ему понять, что знает о его прошлых контактах с Москвой, и прозондирует почву. Потом он, естественно, не стал ничего делать, понадеявшись, что в Центре скоро забудут про эту идею. И в самом деле, от него на некоторое время отстали.