– В одно прекрасное лето – я тогда был совсем мальчишкой – к нам приехал погостить двоюродный дедушка Рэндалл. Вас тогда еще не было в Найтсдейле. – Он тщательно ощупывал стену – нет ли где выступа или, напротив, щели? – Так вот, двоюродный дедушка Рэндалл был паршивой овцой в нашем семействе. Отец всегда очень злился, когда этот человек появлялся в нашем доме. А уж когда он задержался на все лето, да еще заплатил целое состояние местному скульптору, чтобы тот увековечил его образ в камне…

– Я видела его бюст в длинной галерее.

– Он был не самым привлекательным в роду Дрейсмитов, надо сказать.

– Да уж, куда ему до нынешнего маркиза!

Чарлз рассмеялся:

– Браво! Всегда помните эти слова, дорогая. Я хочу, чтобы ваше сердечко трепетало, стоит вам обо мне подумать. Сердце, да и все остальное тоже…

– Лучше мне молчать. А то, боюсь, вы совсем загордитесь.

– Прошу вас, не сдерживайте чувств. Я согласен тащить на себе тяжелую ношу ваших восторгов. – Чарлз нахмурился. На проклятой стене не обнаруживалось ни выступа, ни ямки. – Во всяком случае, двоюродный дедушка Рзндалл большую часть лета провел, уничтожая запасы бренди. Мы с Полом решили, что он пират. Может даже, он рассказывал нам истории о далеких морях. Но, так как он почти все время был навеселе, мы ему не очень верили. Зато мы отлично провели лето в поисках сокровищ. Хотя обычно Пол не очень жаловал мое присутствие.

– Пол многих недолюбливал.

Чарлз пожал плечами:

– Вы его почти не знали. Нелегко, знаете ли, принимать титул и груз ответственности в столь юном возрасте. Ведь ему было всего четырнадцать, когда умер отец.

– Да, думаю, вы правы…

Чарлз сунул руки в карманы и вновь внимательно осмотрел стену. Может, пнуть ее ногой, да что толку?

– Кроме пиратских историй, двоюродный дедушка Рэндалл рассказал кое-что еще. Что вроде бы в стенах Найтсдейла есть сеть потайных ходов. В один дождливый день мы с братом пытались найти вход, но не нашли. Тогда мы решили, что это фантазия дедушки, как и его истории о пиратах. Теперь я думаю – а вдруг он говорил правду?

Похоже, что так. Нянино привидение, свеча в комнате Эммы, появление призрака прошлой ночью… Определенно кто-то разгуливает по Найтсдейлу, где ему заблагорассудится. Только никакое это не привидение. Но где же, черт подери, проклятый вход?

– Постойте-ка. Вчера мистер Стокли шарил под портретами в длинной галерее, – сказала Эмма, разглядывая висящий на стене пейзаж.

– В самом деле? – Чарлз стукнул по стене кулаком.

– Да. Ив гроте он тоже вел себя престранным образом – Эмма приподняла угол картины.

– Он не единственный, кто вел себя в гроте престранным образом. Вы-то уж точно были сама не своя, когда я вас встретил. Вид у вас был почти виноватый.

– Не понимаю, о чем вы. Ой, смотрите!

– Что там такое?

– Тут что-то вроде рычажка. Держите. Я не могу…

– Дайте взглянуть.

– Не толкайтесь. Это здесь.

Чарлз ощупывал стену, следуя за пальцами Эммы. Картина была слишком тяжелая, чтобы удерживать ее на весу, но они смогли отодвинуть ее достаточно, чтобы просунуть руки. Да, вот и рычаг, почти сразу за рамой. Сюда вполне можно было дотянуться.

– Не получается повернуть. Я правильно делаю, что опускаю его вниз? – Эмма пыталась что-нибудь разглядеть за картиной.

– Думаю, да. – Чарлз потянул рукоятку вниз.

Раздался скрип.

– Смотрите! – Эмма в испуге налетела на него. Часть стены отошла – открылся лаз.

– Подоприте чем-нибудь стену, а то закроется, если я отпущу рычаг.

Эмма схватила щетку для волос:

– Готово!

Он выпустил рукоять рычага. Стена не шелохнулась. И. Эмма тут же решила узнать, куда ведет открывшийся проход.

– Что вы делаете? – Чарлз поспешно схватил Эмму за руку. – Выбирайтесь оттуда немедленно. Вы точно Принни, который лезет в барсучьи норы.

– Чарлз! Тут очень пыльно и темно. Принесите свечу!

Ему не понравилось, что им командуют столь бесцеремонно.

– Теперь понятно, почему Мэг думает, что вы ею помыкаете.

Эмма высунула голову из лаза:

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что не собираюсь приносить вам свечу, пока вы не вернетесь назад в комнату.

Она вскинула подбородок:

– Значит, нет?

Чарлз ждал, сохраняя на лице невозмутимое выражение. Этому приему он научился в армии, когда нужно было призвать к порядку самонадеянных юнцов. Частенько в таких случаях лучшим средством убеждения было молчание.

– Что ж, очень хорошо, если вам угодно упрямиться…

– Да, угодно.

Эмма вернулась назад.

– Не думайте, что вам удастся удержать меня. Вы должны по крайней мере позволить мне заглянуть туда одним глазком.

– Вот как? – Чарлз зажег свечу.

– Да. Ведь если бы не я, вам не догадаться, как открыть вход.

– Ну, со временем, я думаю, догадался бы. – Он шагнул в потайной лаз.

– Чарлз! Я не собираюсь разгуливать по подземельям Найтсдейла. Я хочу лишь заглянуть туда вместе с вами.

– Тут очень тесно. – Коридор был действительно очень узок – не более полутора футов в ширину. Чарлзу пришлось протискиваться боком. – И очень грязно!

– Подумаешь, немного пыли.

Чарлз посмотрел на рукав своей некогда белой рубашки.

– Пыли здесь как раз очень много. Горничные, знаете ли, сюда не заглядывали.

– Разумеется. Но вам меня не переубедить. Пустите.

– Хорошо. Только соберите волосы и наденьте чепец. Вы же не хотите, чтобы в ваших кудрях поселились пауки.

Эмма застыла на месте.

– Тут есть пауки?

– Конечно. Сотни пауков. Жирные черные и тощие коричневые, с длинными лапами.

– Вы уверены, что тут пауки?

Чарлз пожал плечами. Как он раньше не вспомнил, что Эмма до смерти боится пауков?

– И полно паутины. Помните, как противно паутина липнет к лицу и рукам, как трудно ее отлепить?

– Может быть, мне не стоит… Лучше я останусь снаружи. Если вы застрянете, я смогу позвать на помощь.

Чарлз усмехнулся:

– Отлично придумано.

Эмма попыталась заправить волосы за уши. Бесполезно – густую массу кудрей можно было уложить только при помощи шпилек.