свидетеля, отправляет меня за тридевять земель.

Отдает меня Тимуру…

Что это: попытка защитить, или просто способ избавиться от ненужной сломанной игрушки?

Агата без эмпатии больше не нужна Вадиму?

Или Вадим настолько любит Агату, что готов пожертвовать своей большой целью ради ее спасения?

Глава 47

Шесть месяцев спустя

Нервно поправляю рукава шелковой блузки и поглядываю на часы, сидя в приемной начальника службы безопасности.

— У Вадима Александровича совещание, можете, конечно, подождать, но вы не записывались…. — Писклявым голосом, не скрывая своего высокомерия, сообщила мне молоденькая грудастая секретарша пол часа назад.

Уже пол часа сижу, как на иголках.

Ожидание выматывает. Каждая новая минута будто стоит мне куска жизни. Внутри меня словно вулкан извергается, все дрожит и плавится в предвкушении, смешанном с муторным беспокойством, но внешне я спокойна. Дыхание ровное, даже пульс не ускоряется. Я многому научилась, и самоконтроль — одно из лучших моих обретений.

Агата теперь — не просто закрытая книга. Она — сейф.

Скольжу глазами по кабинету, в сотый раз возвращаюсь к табличке на двери.

«Председатель следственного комитета. Генерал юстиции Вадим Александрович Самойлов».

Изучила ее уже вдоль и поперек, но взгляд то и дело возвращается к ней, как приклеенный.

Надо же. Одно громкое дело — и из капитана сразу в генералы. Не зря Вадим тянул время, не зря собирал максимум доказательств, не зря перестраховывался. Решил, раз уж топить непотопляемый корабль, так наверняка, так, чтобы и его не затянуло водоворотом.

Не затянуло, наоборот — выплеснуло волной на берег, на пьедестал.

Дверь открывается так резко, что меня чуть не подбрасывает на мягком кресле. Из кабинета выходят один за одним мужчины. В одном из них узнаю Глеба, отстраненно отмечаю, что на его погонах стало гораздо меньше звездочек. Глеб скользит по мне отстраненным взглядом и не узнает.

Последним из кабинета выходит Вадим.

Сглатываю. Расправляю плечи, медленно приподнимаюсь.

Вадим, не глядя в мою сторону, идет к секретарше, берет какую-то папку с ее стола.

— Вадим Александрович. — Подскакивает девушка, расплываясь в широкой белозубой улыбке. — К вам тут… посетительница. Я говорила, что нужно записываться, но она настаивала…

Вадим нехотя открывает глаза от бумаг. Поворачивается.

Смотрит на меня. Скользит глазами снизу-вверх.

Поднимает глаза выше, и воздух вокруг заряжается в одно мгновенье.

Взгляд замирает на моем лице, и что-то в нем будто переклинивает.

Лицо вытягивается, пальцы разжимаются, пластиковая папка падает на пол.

От того, каким шокированным он выглядит, я и сама начинаю чувствовать себя растерянной. Сердце сжимается, скручивается в камень и набивает набатом, больно отстукивая в ребра, но виду я не подаю.

Набираю в грудь побольше воздуха, растягиваю губы в лучезарной улыбке и подхожу ближе.

— Здравствуйте, Вадим Александрович. — Говорю негромко, четко поставленным грудным голосом. — Меня зовут Ева Либман. И я уверенна… вам нужна моя помощь…

* * *

Вадим

Крошево. Вот во что превращаются мои внутренности, едва я понимаю, кто передо мной.

Мне кажется, у меня внутри что-то взорвалось под ребрами и теперь впивается осколками и режет нутро.

Не верю своим глазам.

Это она.

Хочется схватить ее за руки и сильно сжать в объятьях. Так сильно, чтоб стало больно нам обоим. Но у меня нет права.

Мы не знакомы.

Ева Либман. Кто бы сомневался, что Миттер отвезет ее на свою родину и даст ей дурацкое еврейское имя.

Не сомневался, что он спрячет ее от меня так надежно, что ни один поисковой отряд не найдет.

Мудак смог позаботиться о моей Агате. Не то что я.

А теперь она рядом, стоит напротив. Вернулась. Сама пришла.

Не Агата больше. Ева.

Она улыбается, дежурной такой улыбкой, будто мы и правда не знакомы. Будто чужие. Она улыбается, но с тем же успехом, может всадить мне нож в кишки. Всадить и провернуть, вот как на меня действует ее притворная улыбка.

Пялюсь на нее, как дурак, рассматриваю, изучаю. Туфли на высоком каблуке, юбка-карандаш плотно обтягивающая бедра, красная блузка, подчеркивающая высокую грудь.

Элегантная, женственная. Совсем другая.

Разглядываю лицо. Узнаю и нет. Другая прическа, другой цвет волос, цвет глаз. Другой контур губ, подведенных ярко-красной помадой. Ни одной веснушки на лице, раньше их было, бесконечное множество. «Это потому что меня солнышко любит» — вспоминается звонкий голос девчонки откуда-то из позапрошлой жизни.

Теперь и голос другой. Глубокий, твердый. Решительный.

И взгляд… уверенный такой, дерзкий.

Смотрит прямо, с вызовом, и будто алкоголь мне прямо в вену впрыскивает. Меня шатает и ведет. Как молнией ударенный, иду в кабинет, она шагает за мной, громко стуча каблуками. Плотно закрываю дверь. Оборачиваюсь.

Она чувствует себя здесь вполне комфортно, разглядывает кабинет, ходит туда-сюда. Останавливается у стола, садится на стул. Изящно закидывает ногу на ногу. Поднимает взгляд.

— У меня только один вопрос. — Сверлит меня пронзительным взглядом. — Ты спланировал все это заранее? — Взмахивает руками, показывая на кабинет.

Ждет ответа, вопросительно приподняв бровь.

Моргаю. До меня никак не доходит.

— Заранее? — Тупо повторяю, не отводя от нее глаз.

Разочарованная моей недогадливостью, вздыхает. Встает. Подходит ближе.

— Когда? — Спрашивает, слегка понизив голос. — Когда в твою голову пришла мысль, что ты можешь занять это кресло? — Машет назад рукой. Подходит еще на шаг, склоняется. Как загипнотизированный смотрю на ее губы. — До того, как ты избавился от меня или после?

Резко отшатываюсь.

— Избавился??? — Шумно выдыхаю. Чуть не задыхаюсь, будто облитый кипятком. Завожусь в одно мгновение. Зверею. Хватаю ее за плечи. — Это Миттер тебе сказал, что я хотел избавиться от тебя? Он, да?

— Нет, Вадим. Тимур здесь ни при чем. — Холодно отвечает Агата, кладет ладони на мои руки, отстраняя. — Он вытащил меня с того света, когда ты отказался…

— Тимур… — Выплевываю, словно яд, кривлюсь. — А Тимур не сказал тебе, что я долбанных три месяца ищу тебя? Не сказал, что это я инсценировал твою смерть, чтобы ты могла жить?.. Тебя убрали бы еще до того, как ты пришла в себя. Я попросил его спрятать тебя на полгода… Но мудила решил, что может решать за тебя… Сказал, что ты уехала и знать меня не хочешь… Он не сказал…

— Не сказал. — Обрывает поток моей яростной речи Агата. Сводит челюсти. Испепеляет меня глазами. Выдержка ее подводит. Думает, изучает мое лицо, будто ищет там ответы, анализирует. Затем растерянно хмурится, озирается по сторонам. Снова впивается глазами в мое лицо. — Но и ты ни разу за все время даже не попробовал связаться со мной.

— Я не мог. — Встряхиваю ее за