Таня вышла из магазина, прошлась мимо вечно грустного Александра Сергеевича и снова под землей пересекла Тверскую.

Теперь она пошла по Тверскому бульвару вниз к Никитским. Она всегда любила здесь гулять. Казалось, миллионы прогуливавшихся здесь до нее – Гоголь и Мандельштам, Платонов и Достоевский, Цветаева и Маяковский – успели создать бульвару успокаивающую, умиротворяющую ауру… Вот и сейчас даже солнце – наверно, последний раз нынешней осенью – вдруг выглянуло из-за туч и зазолотило почти голые деревья. Встречные щурились. Здесь, на бульваре, и лица у людей казались иными, чем во мраке метро: разглаженными, спокойными, умиротворенными… До курса никому, кажется, и дела нет…

Правда, вот вышагивает навстречу явный «новый русский», не замечает ни солнца, ни кого бы то ни было вокруг: кашемировое пальто распахнуто, галстук от Кардена съехал набок… Кричит в мобильник: «Вася, объясни мне, что происходит! Нет, не понимаю…»

«Ага, – с чувством злорадного превосходства подумала Татьяна. – Ты не понимаешь, а я вот – понимаю».

Однако от того, что она была одна в числе семи человек на всю планету, которые понимали, что происходит, ей веселее не становилось.

* * *

Холодный солнечный день конца московской осени близился к вечеру. Но ни единого луча, ни одной краски не проникало с воли в особняк, и Хозяин мог судить о времени суток только по таймеру в углу экрана.

Да еще – по росту котировок на межбанковском рынке валюты. К половине четвертого цена на американский доллар достигла тридцати девяти рублей, и курс продолжал расти. А до закрытия межбанковского рынка оставался еще час.

Телевизор в углу кабинета показывал беззвучную картинку. CNN с заставкой «CRYSIS IN RUSSIA»[19], титром LIVE[20]и местом действия SOSHI, RUSSIA[21], время от времени транслировала кадры: летняя резиденция премьер-министра, окруженная войсками. Картинка была статичной. Никаких передвижений войск не наблюдалось. Из резиденции никто не выходил. Солдаты покуривали, сидя на броне.

Время от времени картинку сменяла видеозапись пресс-конференции в Кремле. Больше никакой официальной информации от российских властей не поступало. Ни президент, ни его пресс-секретарь, ни премьер-министр и даже ни один из вице-премьеров на публике не появлялись. Мир гадал: что происходит в России? Кто управляет страной? Американский президент, не успев проснуться (в Вашингтоне было девять утра), выступил с заявлением, в котором он выражал «глубокую озабоченность» событиями в России. На открывшихся торгах на Нью-Йоркской фондовой бирже пошли вниз котировки акций, более-менее связанных с Россией: «Пепсико», «Проктэр энд Гэмбл», «Майкрософт», «Форд»… Завершившиеся торги на Франкфуртской бирже зафиксировали рекордное в этом году падение марки по отношению к доллару… На Лондонской бирже металлов выросла цена на алюминий… Росли цены на золото и нефть…

Хозяин сидел в своем кресле в глубокой задумчивости. Завтра ему предстоит отдавать кредит в сто миллионов долларов. Пока же у него имеются купленные утром на торгах три миллиарда рублей. Или, согласно последним котировкам на межбанковском рынке, без малого семьдесят семь миллионов долларов. Итого: минус двадцать три миллиона. Он мог бы, конечно, договориться об отсрочке платежа. Ему простили бы и день просрочки, и два, и даже неделю. Но это имело смысл при одном условии: когда бы доллар стал падать. Пока же он только рос.

Цифры в правом углу терминала показали: курс вырос еще на одну четверть и составил теперь 39.25. Это означало, что Валентин Николаевич в секунду потерял еще около пятисот тысяч долларов. Когда он посчитал это, увидел на калькуляторе шестизначную цифру проигрыша, им вдруг овладело какое-то адское, зудящее нетерпение. Это отвратительное чувство – жгучее нетерпение – он не испытывал с того самого дня десять лет назад, когда столь несчастно проиграл Игреку. «Отыграться, отыграться, отыграться», – сейчас, как и тогда, словно зудел вселившийся в него бес. И одновременно – как и тогда! – он тоскливо понимал, что отыграться будет невозможно… О, это чувство, столь знакомое неудачливым игрокам! О, гремучая смесь нетерпения, безнадежности и азарта!

Валентин Николаевич глянул в телевизор. Ничто не менялось на картинке CNN с титром live. Забор, пальмы, БМП, солдаты, море вдалеке… А вот цифры на терминале дернулись. Курс доллара снова повысился. Теперь он составил 39.3. Это означало, что в один миг из кармана Хозяина утекло еще сто тысяч долларов…

После того несчастного случая с Игреком Хозяин играл еще не один раз. Да что там не один раз!.. Играл он практически каждый день – всю свою новую жизнь, отсчитываемую от той не удавшейся попытки суицида. И ставки в этих играх всегда были немаленькими. И никогда – да, да, ни единого больше раза! – ему не изменяло хладнокровие. А вот теперь…

Бес зудел внутри: сделай что-нибудь… Продавай рубли, пока не поздно… Ты же видишь, что творится… Дальше будет еще хуже… Бес подталкивал его, и Валентин Николаевич чувствовал, что он вот-вот не совладает сам с собой…

Цифры на терминале еще раз, как назло, переменились. Курс доллара вырос еще на одну десятую – на десять копеек. Теперь он составлял уже 39.4. Он проиграл в секунду еще почти двести тысяч долларов… Внутри у него все холодело. Господи, что же делать-то?!.

Оставалось последнее средство. Валентин Николаевич достал из ящика стола сотовый телефон. Поспешно набрал семь цифр – он их нигде не записывал, суеверно хранил в памяти. Уж если и этот человек не знает, что происходит…

– Шеляринский! – раздался в трубке властный голос.

Иван Исаакович Шеляринский был финансовым тузом, промышленником и магнатом, имевшим неограниченные связи в кремлевских коридорах и огромное влияние на президента и близких ему людей.

– Это Валентин Николаевич.

– Кто?! – искренне удивилась трубка.

Что за дурацкое положение! Что, теперь прикажете напоминать олигарху о той небольшой, но важной услуге, которую Валентин Николаевич полгода назад сумел оказать этому человеку? И за это получил заветные семь цифр личного прямого номера вместе с приглашением «звонить, если что». Это приглашение дорогого стоило…

И вот теперь «хозяин заводов, газет, пароходов» не помнил – или не желал помнить? – Валентина Николаевича.

– Ну, – замялся Хозяин, – помните дело о крылатых машинах… Следствие…

– Не продолжайте. Помню. Что?

Опять – прямой, отрывистый вопрос. Как прикажете отвечать? Ну, что ж, вот ему в ответ – столь же прямой вопрос:

– Что с Папой?

– Не знаю. Правда – не знаю.

«Лучше не тратить время», – мелькнуло у Валентина Николаевича, и он напрямую спросил:

– Что будет с курсом?