Она сказала:

– Pardonne-moi, топ cher? Tu as dit?[18]

– Я сказал, что отказался от сексуальных преступлений на время Великого поста.

Она удивилась:

– Но Великий пост давно прошел, даже на Земле. А здесь его вообще не бывает.

– И очень жаль.

– И все же я рада, что ты не выбрал Мьюри раньше Летвы. Иначе Мьюри задрала бы нос перед матерью. Но правильно ли я поняла, что ты готов исправить дело, если мне удастся договориться с Доралем? – Она добавила: – Мне это очень важно знать, в зависимости от этого я буду строить свою дипломатию.

(Стар, Стар… это тебя я хочу в свою постель…)

– Если тебе так угодно, любимая.

– О, это сильно помогло бы.

– О’кей. Тут ты командир. Одну… две… тридцать… умру, но не сдамся. Только, пожалуйста, никаких девчонок… маленьких…

– Нет проблем. Дай-ка мне подумать. Ах, если бы только Дораль дал мне сказать хотя бы пять слов! – Она замолкла. Рука ее сохраняла ровную теплоту.

Я тоже примолк, задумавшись. Эти странные обычаи имели последствия, важность которых я до сих пор не смог полностью оценить. Например, почему, если Летва немедленно сообщила мужу, какой я олух…

– Стар, а где ты провела эту ночь?

Она бросила на меня острый взгляд:

– Милорд, позвольте сказать вам, что вам лучше не совать нос не в свои дела.

– Разрешаю. Только все почему-то суют нос в мои.

– Извини. Я очень встревожена, и мои самые главные тревоги тебе пока неизвестны. Это был прямой вопрос, и он заслуживает прямого ответа. Гостеприимство здесь всегда бывает взаимным, и честь оказывается одновременно обеим сторонам. Я спала в постели Дораля. Однако, если это важно, а для тебя это может быть важным – я все еще плохо понимаю американцев, – вчера я, как известно, была ранена и рана еще беспокоила меня. Джок – широкая и добрая душа. Мы спали. И только.

Я постарался, чтобы мой голос прозвучал беззаботно:

– Твоя рана меня беспокоит. Как она сегодня?

– Не болит. Повязка сама отпадет завтра к утру. Но… вчера – это не первый раз, когда я пользовалась гостеприимством кровли, стола и постели в доме Доралей. Джок и я – старые друзья, близкие друзья, вот почему мне кажется, что можно рискнуть в надежде получить несколько секунд до того, как он начнет нас убивать.

– Что ж, я и сам начал догадываться кое о чем.

– Оскар, по твоим стандартам, по тем, в которых ты воспитан, я – сучка.

– О нет! Ты – принцесса!

– Сучка. Но я не из твоей страны, и я воспитана по другому кодексу. По нашим стандартам, а они кажутся мне правильными, я – высокоморальная женщина. Ну а теперь… я все еще твоя любимая?

– Моя любимая!

– Мой любимый Герой! Мой рыцарь! Обними меня покрепче и поцелуй. Если мы умрем, я хочу, чтобы наши губы были согреты дыханием друг друга. Въезд к Доралю – за тем поворотом.

– Знаю.

Мы ехали с мечами в ножнах и луками за плечами, горделиво приближаясь к зоне обстрела.

Три дня спустя мы уезжали снова. На сей раз завтрак был чудовищно обилен. На сей раз нас провожал оркестр. На сей раз Дораль ехал с нами.

На сей раз Руфо подвели к его скакуну две девицы, которых он обнимал за талии, одновременно держа в каждой руке по бутылке спиртного, затем, после смачных поцелуев от дюжины других лиц женского пола, его водрузили в кресло и пристегнули ремнем в почти лежачем положении. Руфо заснул и захрапел еще до того, как мы отправились в дорогу.

Сколько поцелуев получил я на прощание, счесть просто невозможно, и многие из них были от тех, кто, честно говоря, не имел для этого больших оснований, – я ведь пока еще только начинающий герой и лишь постигаю основы мастерства.

Это недурная профессия, несмотря на большие затраты времени, профессиональные заболевания и полное отсутствие социальной защищенности; у нее есть и свои достоинства, причем наибольшие перспективы на продвижение имеют тут люди упорные и готовые учиться. Дораль казался на верху блаженства.

За завтраком он воспел мои достижения на текущий момент в тысячах звучных строк. Но я был трезв и не позволил его хвалам вскружить голову созерцанием собственного величия. Я-то знал себе цену. Ясное дело: какая-то пичуга регулярно приносила ему новости, но эта пичуга – врунья. Джон Генри – Забиватель рельсовых костылей и тот не мог бы сотворить то, что делал я, если верить Джоковой оде.

Я принял все как должное, ничего не отразив на своем геройском благородном лице, а затем встал и выдал им «Кейси с битой», вложив сердце и душу в финальные слова: «Ибо Кейси продул игру!»

Стар в свободной манере истолковала мое выступление. Я (согласно ее переводу) вдохновлялся образами мадам Помпадур, Нелл Гвин, Феодоры, Нинон де Ланкло и Длинноногой Лил. Стар не называла этих прославленных дам, но зато изощрялась в невианских хвалах, которые смутили бы и Франсуа Вийона.

Мне пришлось выступить на бис. Я продекламировал им «Дочурку Рейли» и «Бармаглота», сопровождая чтение жестикуляцией.

Стар и это объяснила в правильном духе. Она сказала именно то, что сказал бы я сам, будь я в состоянии экспромтом выдавать стихи. Вечером, на второй день пребывания в гостях, мы встретились со Стар в сауне Дораля. Около часа мы пролежали закутанные в простыни на ложах, стоящих рядом, потея и восстанавливая силы. Я тут же выложил ей свое удивление происходящим и удовольствие по тому же поводу. Вообще-то, на такие темы говорить трудно, но Стар – одна из тех, перед кем я отваживаюсь открыть душу.

Она внимательно выслушала меня. Когда же я закончил, тихо сказала:

– Мой Герой, как ты знаешь, я плохо знакома с Америкой, но из того, что мне рассказывал Руфо, я усвоила, что ваша культура уникальна в сравнении с культурами всех других вселенных.

– Да, я понимаю, что Соединенные Штаты не так наловчились в этих делах, как, например, Франция…

– Франция! – Тут она неподражаемо пожала плечами. – «Латиняне – никудышные любовники». Я от кого-то это слышала и могу подтвердить, исходя из собственного опыта. Оскар, насколько я понимаю, ваша культура – единственная из полуцивилизованных, в которой любовь не признают высочайшим искусством и не исследуют так глубоко, как она того заслуживает.

– В смысле, как здесь? Ха! «Это слишком хорошо для простонародья!»

– Нет, не как здесь. – Стар говорила по-английски. – Хотя я и очень люблю своих здешних друзей, однако это варварская культура, и их искусство тоже варварское. О, по-своему это прекрасное искусство, даже превосходное, они честно стараются. Но если мы переживем все, что нам предстоит, то, когда трудности останутся позади, я хочу, чтобы ты попутешествовал по разным вселенным. И ты поймешь, что я имею в виду. – Стар встала, придерживая простыню, как тогу. – Но рада, что ты доволен, мой Герой. Я тобой горжусь.