мальчики молчат, не делают резких движений, говорить будет папа. И про вашу девчонку я все знаю, не объясняй.

Только я хоть что-то хотел сказать в общих чертах, почему Саша оказалась у Чернова. Игнат перебил, теперь в глазах ни капли иронии, он серьезен и собран, чего ждет и от нас.

— ТТ, ты услышал? Никаких закидонов, мы едем говорить, а не убивать и калечить.

— У нас по закидонам сейчас Шумилов я на редкость спокоен, — Тимур ответил, все снова посмотрели в окно, уже темно, лишь яркие фонари освещают забор и крышу дома.

— Он там что, помер, меня не дождавшись? Сеня, посигналь, пусть впускают, а то стоим, только бензин жрем.

Но сигналить не пришлось, ворота открылись, пропуская наш кортеж на участок. Особняк был красивым, но стиль явно не мой, столько пафоса у какой-то ничтожной гниды я не ожидал.

Сердце забилось быстрее, сжимаю кулаки, поднимаемся на крыльцо, охраны Игната и чужой человек семь, у каждого под пиджаком кобура. Нас сопровождают по коридору, а потом, открыв массивные двери, впускают в столовую.

Саша сидит за столом, в глазах слезы, страх, а еще надежда. Моя маленькая храбрая девочка, у нее порвано платье и разбита губа. Чернов гордо держит голову и прямую спину, Сафронов кусает губы, глаза бегают, сам бледный.

— Александр Александрович, какими судьбами в мое скромное жилище? Признаюсь, я никого не ждал столь высоких гостей.

— А я всегда прихожу нежданно, меня звать не надо.

— У нас тут небольшой семейный ужин, можно сказать, встреча отца и дочери, представляете, словно кино, девочке двадцать пять, а я не знал о ее существовании.

— Это от вашей горячей встречи у нее губа разбита и платье порвано?

Чернов ведет подбородком, нервничает, сука. Тимур стоит чуть в стороне, смотрит на Сашу, взгляд нечитаемый, на скулах играют желваки. Не знаю, что от него ждать, не видел его в таком состоянии давно.

За столом трое, нас трое, еще трое охранников, слишком большое скопление адреналина в одном помещении, надо бы увести Сашу, не факт, что наш визит пройдет гладко.

ТТ внушил уверенность, теперь уже я думаю трезво, с расчетом на будущее, оставив прошлое далеко позади. Друг прав, Алину не вернуть, ее убийцу я наказал, но это не принесло облегчения. Сейчас, глядя на эту хрупкую и такую сильную девушку понимаю, как я сильно люблю ее и хочу сделать счастливой, ее и Ангелину.

Как вспомню наше знакомство, так самому тошно, нелепый аукцион, моя дикость и грубость по отношению к ней. То, что сделал больно, унизил, ударил, тварь последняя я после этого.

Я приму наш тройственный союз, ради ее счастья, ее улыбки и блеска в глазах. Совсем не слышу, о чем вокруг говорят, оглушенный пониманием того, что люблю эту девушку, по-настоящему люблю. Смотрю только на Сашу, а она с тревогой — на меня и Тимура.

Бледная, волосы распущенные, она сжимает ткань платья пальцами, но все равно безумно красивая. Вот, оказывается, как это бывает: один миг, взгляд — и вся жизнь, что была до этого, пуста и бессмысленна.

— Тимур, нет! Нет!

Саша кричит, вскакивает со стула, в два шага оказываюсь рядом, заводя ее за свою спину, сам не веря тому, что происходит. Смотрю на Тимура, который, уверенно сжимая в руке пистолет, направляет его холодное дуло на Чернова.

— ТТ, опусти оружие, ТТ, не делай глупостей, — Игнат говорит спокойно, все вокруг, кажется, перестали дышать.

— Ты знаешь, таким тварям нельзя жить, — отвечает тихо, но уверенно. — Расскажи нам о своих увлечениях, о двух борделях, где вот такие богатые извращенцы ебут молоденьких девочек и мальчиков.

— А сам-то ты лучше меня? Святой? Сколько на твоем счету убийств? — Чернов слишком бледный, но отвечает уверенно и зло.

— Не тебе меня судить и говорить о моих грехах! Не тебе это делать!

— А тебе можно?

— ТТ, уймись опусти ствол, не надо. Тимур! Слышишь, что говорю? Опусти! — Игнат повышает голос, двое охранников направляют свое оружие на Тимура.

— Останови его, пожалуйста, останови, Захар. Не надо, он недостоин даже смерти, — Саша с силой сжимает мою ладонь, дрожит.

Прошло пятнадцать лет, ТТ впервые взял в руки ствол, я сам в шоке, но его надо остановить.

— Тимур, послушай…

Выстрел.

Он оглушает и бьет по нервам. А за ним тишина.

ЧАСТЬ 46

— Саша, Саша, с тобой там все в порядке? Сколько можно? Выходи уже, нам пора.

Бабуля стучится в дверь ванной, быстро прячу продолговатую тонкую картонку в карман кардигана, поправляю джинсы. Смачиваю руки и лицо ледяной водой, вытираюсь.

— Все хорошо, иду уже. Ангелина оделась?

— Да, мы уже почти готовы.

Значит это на самом деле, а я все гнала от себя мысли, не веря, что это возможно.

Посмотрела в зеркало: лицо бледное, глаза красные, стараюсь не плакать вот уже которую неделю, но не получается. Вру, что это слезы радости за дочь, за ее здоровье. Но я на самом деле очень счастлива, что она идет на поправку, что нас миновала беда.

— Давай собирайся, а то опоздаем, — выхожу из ванны, бабуля всовывает в руки шапку и шарф, сама застегивает курточку Ангелине.

— Мама, а Дед Мороз настоящий? Я хочу загадать ему желание, Сеня не справляется. У меня осталось всего одно, самое сложное.

— Настоящий, главное — в него верить. И да, он там будет, только веди себя спокойно, тебе еще нельзя бегать и прыгать, хорошо?

Операция прошла хорошо, Ангелина находилась в госпитале еще две недели, хотя острой необходимости в этом не было. А потом, после всех событий, что произошли со мной до ужина с Черновым и в его доме, я, наконец, встретила их с бабушкой в аэропорту.

Это было шестого декабря, прошло уже три недели, как я без них, без своих мужчин. Без тех, кто так хотел меня защитить, без тех, кто дрался из-за меня.

И без тех, которые чуть не убили за меня.

— Вы идите, я догоню, мне надо резюме отправить по почте, я скоро.

Бабушка смотрит настороженно, качает головой, но берет Ангелину за руку, они уходят. Закрыв дверь, некоторое время просто смотрю на оставленного, на полке прихожей единорога Сеню.

Да, дружок, не справился ты с желаниями моей девочке.

В ту ночь, в небольшом помещении прогремело два выстрела. Казалось, что сейчас рухнет потолок и разорвется мое сердце. Никто из мужчин не среагировал так быстро как Тимур. И как у Сафронова оказалось оружие, никто не понял, на