Снежный Дух закрыл тело рабыни от действия ошейника. Настал черед "ревущего пламени" и он набросился на зачарованною бронзу. Гулким пламенем прошелся по кольцу, но противник был слишком силен. Столкнулись две стихии. Упорядоченная структура Пылающих с паутинными нитями Лоос и Огненный Дух. Никто не мог взять вверх. Дух превосходил умом и волей, амулет правильно уложенной силой. Кольцо раскалялось все сильнее и сильнее и скоро Холод не сможет защитить нежную человеческую плоть, хотя умный пламенный Дух брал вверх, но время…

Чик решил по-своему, как в земные античные времена Александр Македонский: одним махом разрубил горячим Ремом этот "Гордиев узел". Самым кончиком клинка, не поцарапав шею девушки. Мгновенно вернул меч на место и двумя руками разжал мягкое раскаленное бронзовое кольцо. Смял его в комок и швырнул в реку. Через пять секунд послышалось короткое шипение и плеск.

- Все, Грация, ты свободна. Садимся на Воронка и скачем отсюда.

Девушка провела рукой по непривычно голому горлу, передернула плечами:

- Как мне было холодно. А он нас двоих унесет? - своей свободе не удивилась ни капли, с Чиком так и должно было быть.

- Да он пятерых унесет! - весело сказал Чик и тихо свистнул, подзывая единорога.

Боги милостивы к влюбленным, только подтверждается это редко. В этот раз подтвердилось. На чистое небо набежали тучки. Слились в две большие, потемнели. Сверкнула молния, грянул гром, и землю залило потоком воды, смывая следы беглецов.

Воронок летел, как ветер, но и он не ушел от дождя. Теплый ливень застал Чика и Грацию, парень лишь сильнее прижал спину девушки к груди и склонился над ней, закрывая собой от упругих струй. Скоро ливень перешел в мелкий холодный осенний дождь.

Чик один завел единорога в конюшню, а дальше они бежали вдвоем. Грация весело наступала в лужи, смеялась и не думала ни о чем. В номере таверны, промокшие до нитки, скинули с себя все, залезли под покрывало и…

- Я не могу, Чик! - девушка со страхом отстранилась от кавалера. Он замер, - не могу, - повторила шепотом, захотела заплакать, но не смогла. Глаза оставались предательски сухими. Лежать голыми рядом, греть друг друга, хотеть и…

- У меня до сих пор перед глазами стоит хозяин. Марк, - с трудом выдавила из себя Грация и зажмурила глаза. "Боги! Он меня выгонит и будет прав! Но как я люблю его!!!", - "выгонит, выгонит…" вертелось в голове, как заезженная пластинка.

Чего ей стоило признаться в своем страхе перед близостью! Пыталась выкинуть бывшего хозяина из головы и не могла. Но перешагнула через себя, не стала ничего выдумывать, сказала честно и… не смогла пересилить отвращение. Не к Чику, нет, а к… самой процедуре.

- Я все понимаю, Грация. Сейчас мы просто погреемся и не переживай, я разберусь с твоим… - "хозяин" не сумел сказать, да и не хотел, - бывшим Марком. Успокойся.

Как он его ненавидел! О мести Флорине позабыл вовсе. Теперь на первом месте стоял Марк.

- Правда? - спросила так доверчиво-многозначительно… что она имела в виду? Ох уж эти женские вопросы, ни о чем и обо всем конкретно. Подразумевается: "Ты меня любишь?".

- Правда, правда.

Девушка доверчиво положила влажную голову на грудь любимому и тихонько засопела. От неё веяло таким родным беззащитным теплом, что тело Чика успокоилось само собой. Сердце, как и предсказывала старая шарлатанка, собралось из разбитых кусков и забилось с новой силой. Ну, по крайней мере, так он сам оценил секундное замирание.

Их встреча, невозможное освобождение не стало для него открытием. Он, оказывается, всегда это знал, еще с момента знакомства по дороге к Храму. Но вот чувство… не свойственны ему такие порывы. После полузабытой Джульетты - как отрезало. Только сам никакой чуждости не заметил. Как и в недавнем порыве вернуться домой вместе горячил желанием немедленно убить Флорину.

Наутро Грация рассказала, как прожила этот год. Рассказ часто прерывался потоками слез и падениями на грудь любимого. Тогда ему приходилось её успокаивать. Делал это неумело. Не привык к женским слезам, раньше просто уходил от истеричек, а тут совсем не истерика. Искреннее желание выговориться после долгого бесчувственного молчания. Внутри Чика холодело все больше и больше:

После расставания на пороге Храма Лоос девушка еще долго вспоминала странного молчаливого варвара-раба. Мечтала в своих девичьих грезах о встрече, откидывая всякую мысль о невозможности, ждала, что вот-вот он появится и уведет в даль светлую.

Однажды хозяин вернулся из города в прекрасном расположении духа, пьяным. Ввалился в комнату служанок и выгнал всех, за исключением Грации.

- Серпиния беременна! Пляши, Грация! Только что разговаривал с ней по амулету, - Марк хоть и был пьян, но стоял твердо, и речь не заплеталась.

- Ой, правда!? - девушка искренне обрадовалась за подругу, - как я рада! - и действительно заплясала, прихлопывая себе ладонями, - у неё будет ребенок! Какая она счастливая! А кто: мальчик, девочка?

- Наследник! - гордо произнес Марк, - совершенно здоров, Родящие проверили. А тебя, как свою лучшую подругу, велела поцеловать в щечку!

Грация подбежала к хозяину и подставила щечку. Тот, взяв её за плечи, смачно поцеловал. Вдруг его взгляд неуловимо изменился. Девушка ничего не заметила и хотела уже отойти, как хозяин снова притянул её к себе и поцеловал в другую щеку.

- Ты чего, господин Марк? - удивилась она.

- Какая ты сладкая, - пробормотал он и впился в губы.

Грация ничего не поняла. Её глаза расширились от удивления, но даже сейчас, во время совсем не отцовского поцелуя, и мысли не возникло о возможном насилии. Этот человек был в первую очередь отцом подруги и лишь потом хозяином, о чем, впрочем, часто забывала.

Изо рта несло перегаром, губы неприятно обслюнявились и она, наконец, с нарастающей паникой, начала отбиваться. Как могла. Отпихивала здорового мужика, пыталась крутить головой, но все бесполезно. "Не может быть", - зазвенело в голове, - "этого просто не может быть, это не со мной, это не он…". Марк с силой, возбужденно дыша, толкнул девушку не кушетку:

- Я что, зря за ошейник платил! - прошипел он сквозь зубы. Его словно подменили. Взгляд стал плотоядным, с похотливой поволокой, - раздевайся, шлюха, и не вздумай сопротивляться, я этого не люблю. Это приказ!

Ошейник, показалось, прожег всю шею насквозь. Боль была невыносимой и она четко понимала, что избавится от неё может только в точности выполнив приказание. Как слетели верхняя и нижняя туники, рабыня не заметила, она осознала себя уже лежащей на кушетке, когда нестерпимое жжение бронзового кольца пропало.

Дальнейшее помнилось плохо. Точнее это хотелось забыть. Боль впервые пронзенного тела, не шла ни в какое сравнение с душевным опустошением, с омерзением, с грязью. От кого-либо другого, от разбойника это еще можно было ожидать, но от отца подруги? В детстве он сажал их вдвоем на колени и рассказывал занимательные истории. Крайне редко, но это было.