отеля и оглядываюсь на него через плечо. Его глаза горят, руки в карманах, и я точно знаю, что произойдет, если я впущу его в свою маленькую комнату с кондиционером в углу, красивым ковровым покрытием и ярким верхним освещением.

Я поворачиваю ручку.

На этот раз медленнее. Мы не торопимся раздеваться, и он целует каждый сантиметр моей груди, прежде чем позволить мне снять с него рубашку.

Я зарываю руку в его волосы и провожу ногтями по коже головы, а он стонет, прижимаясь губами к моему бедру. Вчера я узнала, как сильно ему это нравится.

— Я хочу попробовать кое-что, — пробормотала я и надавила на его плечи. Он позволяет мне стянуть с себя шорты и с краской на щеках наблюдает, как я беру его в рот.

Он ругается, не сводя с меня глаз, а я чувствую себя сильной. Я — моя отдыхающая сущность и моя обычная сущность из Пайнкреста одновременно, и я наблюдаю, как мужчина развязывается от моих прикосновений.

Я не чувствовала себя так уже очень, очень давно.

— Черт, — говорит он и запускает руку в мои волосы. — Я не знаю, что мне… ох.

Я стиснула зубы и усилила давление, и он откидывает голову назад, забыв о словах. Я чувствую себя богиней.

— Ты слишком хороша в этом, — бормочет он.

Через двадцать секунд он поднимает меня на ноги, его глаза сфокусированы на моем нижнем белье. Он стягивает его, и вот я уже лежу на спине, солнечные ожоги потускнели, и наблюдаю, как он молниеносно наматывает презерватив. Через мгновение он толкается в меня.

Я обхватываю его ногами и прижимаюсь к его плечам, не позволяя себе думать о том, что это может быть один из последних раз, когда мы занимаемся этим.

Привязанность не была частью сделки. Не в том, что я заключила с ним, и уж точно не в том, что я заключила с собой.

Я не готова снова испытывать эти чувства и уж точно не готова снова страдать. Писать книги. Учить своих студентов. Украшать мой новый дом.

Филипп нигде не фигурирует в этом списке.

Он замедляет темп и погружается глубже, его движения похожи на волны, разбивающиеся об меня. Он приподнимает одну из моих ног, и мне не требуется много времени, чтобы кончить. И я не знаю, в чем дело: в самом сексе или в нем. В этом. То, что мы с самого начала так открыто говорили обо всем этом.

Много времени спустя мы идем по коридору к лифтам. Рука Филиппа играет с завязками моего бикини-топа, свисающего через спину сарафана.

— Мне нравится этот, — бормочет он. — Фиолетовый. Он так хорошо на тебе смотрится.

— Спасибо. — В моей груди расцветает тепло, и я затаскиваю его в лифт. — У меня есть идея.

Он наклоняется, опираясь рукой на стену лифта рядом со мной.

— Расскажи мне.

— В холле продают открытки. Я видела их раньше.

Он опускает брови.

— Я не думал, что ты это скажешь.

Я хихикаю.

— Я знаю, но выслушай меня. Давай отправим друг другу открытку.

— Друг другу?

— Да. Я слышала о том, как долго иногда идет международная почта. Мы можем получить их через две недели, или через два месяца, или вообще никогда. Но если они придут, это будет небольшим напоминанием об этом. — Я кладу руку ему на грудь и сквозь ткань рубашки чувствую, как бьется его сердце.

Напоминание о тебе, думаю я.

— Что бы мы написали? — спрашивает он.

— Все, что захотим. Но это будет секрет.

— А, никто из нас не будет знать, пока не получит нашу открытку.

— Именно, — говорю я. — Ты готов?

Его рот растягивается в улыбке, а его рука проводит по моей щеке.

— Конечно.

Мы стоим по обе стороны от небольшой витрины с открытками. Наверху висит табличка с надписью, что консьерж с радостью поставит штемпель и отправит их в путь. По всей видимости, это бесплатная услуга, и если бы я когда-нибудь заподозрила, что это не пятизвездочный курорт, это бы меня убедило.

— Какую из них ты выберешь? — спрашиваю я Филиппа, рассматривая все варианты тропических пляжей.

— Я не скажу, — отвечает он.

— Что?

— Все это должно быть сюрпризом, верно?

— Да.

— Тогда я выберу открытку, — говорит он. Он берет в одну руку открытку и конверт и отступает на шаг. — Не подглядывай.

— Я бы никогда!

— Верно, — говорит он и поднимает бровь. — Не забывай, я адвокат. Нарушение правил — это уголовное преступление.

— Абсолютно нет.

— Это твое последнее предупреждение, — говорит он с улыбкой и поворачивается к консьержу. Я улыбаюсь ему в ответ. Он просит ручку, и я наблюдаю, как он записывает все, что хочет сказать мне в будущем.

А что хочу сказать я?

Я выбираю открытку с картой острова и маркером рисую маленькое сердечко вокруг рыбного рынка Ойстинса.

Я колеблюсь несколько секунд, прежде чем начать писать.

Привет с Барбадоса,

К тому времени, когда ты прочтешь это, ты вернешься на свою работу двадцать четыре часа на семь, каждый день, занимаясь слиянием и поглощением. Но я не хочу, чтобы ты забыл себя в отпуске. Как редко ты брился и как говорил своим коллегам, чтобы они сами за себя постояли. Твой отдыхающий "я" поначалу был крепким орешком… но он оказался действительно отличным парнем. Я не ожидала, что встречу его, но очень рада, что это случилось. И я хочу, чтобы ты тоже это запомнил. Каким ты был. Не забудь как-нибудь расслабиться и посмотреть, как вылупляются метафорические черепашки.

И если ты когда-нибудь захочешь отправиться в путешествие в Пайнкрест, я с удовольствием буду твоим гидом.

Спасибо за все,

Иден.

Я заканчиваю крошечные каракули на открытке. Мне кажется, что моих слов недостаточно. Совсем нет. Но когда я смотрю на него, стоящего возле консьержа и беседующего со служащим, я понимаю, что он, вероятно, тоже не пишет прекрасных стихов или чего-то подобного.

Может быть, про мое падание с лодки. Может быть, язвит по поводу вылупившихся черепашат. И уж точно — про мой путеводитель.

Мы с Филиппом обмениваемся адресами. Я запомнила его по маршруту, но делаю вид, что не знаю, и пишу его на обратной стороне открытки.

Обе наши открытки исчезают в руках улыбающегося администратора, который уверяет нас, что они будут отправлены по почте первым делом в понедельник утром.

— Посмотрим, кто первым доберется до дома, — говорит Филипп, когда мы выходим из холла.

Я подталкиваю его плечом.

— Тебе просто необходимо превратить все в соревнование, не так ли?

— Это то, что делает