Роберт сделал вид, что задумался, он впервые осмелился поверить, что для него существует завтра.

– Нет, – ответил он, не скрывая усмешки.

Вильгельм осторожно повернул голову и снова стал смотреть в окно.

– Я свалял дурака, – тихо и презрительно сказал он. – Каким-то образом ухитрился поддаться злобной иллюзии. – Ему не требовалось ответа, он был слишком поглощен печальным открытием, о котором Роберт понятия не имел.

Вдруг он круто повернулся, все видимые признаки горя исчезли.

– Так что ты знаешь о прошлом леди Имоджин?

Роберт был не готов к резкой смене темы разговора.

Он пожал плечами.

– Очень немного. Она скрывала его, как талисман, боясь навлечь новые беды. Однако я знаю, что брат держал ее как в тюрьме, этот ублюдок ее запугивал и мучил.

В то же время он каким-то образом привязал ее к себе, так что я, кажется, не в состоянии распутать узлы – пока. – Роберт посмотрел на свои стиснутые кулаки.

– Короче, я знаю столько, что если вы хоть на несколько минут оставите меня наедине с вашим драгоценным Придворным Ангелом, я отошлю его прямиком к дьяволу.

Вильгельм мрачно улыбнулся:

– Заманчиво.

Роберт вопросительно поднял брови, и Вильгельм приветливо встретил его взгляд.

– Скажем, Роджер стал представлять некое неудобство. Надеюсь, ваша жена будет и дальше хранить в тайне то, что касается ее брата. Чтобы мир не узнал о моей дурацкой роли в этой драме.

Роберт должен был довольствоваться этим, Вильгельм явно не собирался продолжать. Детали и не нужны, раз король сказал, что снимает с них угрозу смерти.

Когда прошел первый момент ликования, Роберт почувствовал смутную тревогу. Он был слишком осторожен, чтобы верить тому, чего не понимал, а инстинкт предупреждал, что все не может быть так просто.

– Итак, куда вы нас отправляете, меня и Имоджин? – Роберт напрягся в ожидании ответа.

Вильгельм пожал плечами.

– Как можно дальше от меня, – кратко ответил он.

Роберт засмеялся.

– Нельзя ли получить приказ в письменном виде? – спросил он, не давая ликованию заслонить детали.

– Если это цена твоего отъезда, я сделаю это сейчас же. – Он подошел к двери и кликнул секретаря. Бедняга прибежал и быстро нацарапал официальное разрешение короля на выезд Роберта и Имоджин в Шедоусенд.

Роберт медленно поднялся, поморщившись от боли.

– Я позволю себе попросить у вас еще немного гостеприимства. Полдня на отдых. – Он оглядел чужую одежду на себе. – И ванну.

Вильгельм хмыкнул, подогревая в ложке воск для печати.

– Что ж, полагаю, я обязан вернуть леди Имоджин отдохнувшего мужа. Она упадет в обморок, если ты заявишься к ней в таком виде. – Он с отвращением окинул взглядом Роберта.

– Она сделана из более крепкого материала, – загадочно пробормотал Роберт, принимая из рук Вильгельма бумагу.

Роберт поклонился и собрался уходить, но Вильгельм его остановил и взял со стола маленькое колечко.

– Отдай своей жене. – Вильгельм пристально смотрел на простой ободок. – И скажи ей, что правосудие свершится.

Роберт молча взял необычно теплое кольцо и пошел к двери, торопясь принести Имоджин известие о свободе. Когда он открывал дверь, до него донеслось бормотание:

– Все-таки я никогда тебя не любил.

– Не волнуйтесь, ваше величество, я тоже не был от вас в восторге, – через плечо бросил Роберт.

Смех Вильгельма преследовал его всю дорогу через зал, который Роберт покидал свободным человеком.

– Роберт, если ты не перестанешь бубнить, я вылезу из кровати и убью тебя, – сквозь зубы сказал Гарет. – Хотя мысль покинуть кровать кажется мне извращением.

– Ты никогда не был ранней пташкой, верно? – добродушно сказал Роберт, влезая в медную ванну, которую слуги принесли в комнату Мэтью и Гарета. Он был счастлив, оттого что жив. Ему не терпелось увидеться с Имоджин, но он хотел, чтобы на нем не оставалось и следа пребывания в темнице. Начинался новый период их жизни, и на этот раз он все сделает правильно. Он поскорее плюхнулся в ванну, не желая терять времени вдали от Имоджин.

– Какой ты наблюдательный, – ехидно сказал Гарет. – Я действительно не люблю утро, особенно когда от ночи его отделяет несколько минут сна. И у меня пропадает чувство юмора, когда я вижу отвратительно счастливого человека, который спрашивает, нельзя ли ему принять ванну и не одолжу ли я ему одежду, чтобы он мог пойти к своей жене. – Гарет зевнул и натянул одеяло до подбородка. – Надо сказать, я проявил бесподобную терпимость, что не задушил тебя.

Роберт хохотнул и со счастливым стоном стал намыливаться.

– Скажи спасибо, что я не оторвал тебе голову за то, что ты притащил Имоджин в крепость, а потом еще и в темницу, – сказал Роберт, с восторгом взбивая пену. – Я оставил тебя охранять ее.

– Ну извини. Я знал, что ты будешь недоволен, но в то время больше боялся ее, чем тебя. С тех пор как ты уехал, эта женщина превратилась в истинную мегеру. – Он театрально задрожал. – Хорошо еще у них хватило ума приковать тебя к стене. Ее оставили на свободе, чтобы запугивала честной народ, а я человек простой, и, признаюсь, она застращала меня до чертиков.

– Мудрый человек.

– Я тоже так думаю, – скромно ответил Гарет.

– Пощадите меня, – вяло сказал Мэтью, не отрывая глаз от меча Роберта, который он затачивал.

Роберт только засмеялся и нырнул в воду, смывая остатки мыльной пены. Закончив, он встал, привычно обмотал бедра полотенцем и глубоко вздохнул.

– Господи, как хорошо. Я снова почувствовал себя человеком, это совершенно новое ощущение после долгого заточения в звериной клетке.

Гарет открыл один глаз и оценивающе посмотрел на пожелтевшие синяки и исхудавшее тело.

– Мне плевать, как ты себя чувствуешь, ноты похож на голодающего. – Он закрыл глаз и повернулся на спину, – Ты совершил подвиг, когда съел просто неприличную гору еды. А меня заставил смотреть.

– Ну так ты лучше отвернись, потому что я намерен съесть еще больше до исхода дня. Воспользуюсь в полной мере вынужденным гостеприимством короля после куда менее гостеприимной тюрьмы. – Он улыбнулся. – Ты становишься привередливым, старик.

– Старик? – Гарет открыл глаза. – Я моложе тебя.

– Всего на двенадцать месяцев, – парировал Роберт и стал искать одежду. – Как вижу, толика хорошей еды и разнеженная жизнь сведут разницу на нет.

– На твоем месте, мальчик, я бы не слишком рассчитывал на изнеженную жизнь. – В угрюмом лице Мэтью Роберту почудилась безысходность.

– Почему? Кажется, хватит с меня тяжелой жизни?