Но стоит сказать, что однажды опыт Гайд-парка в современной России уже был реализован. Правда, не в Москве, а в Петербурге — шесть лет назад, когда там проходил саммит «большой восьмерки». Тогда российским властям удалось выкрутиться из очень непростого положения, в котором они оказались накануне саммита. Дело в том, что, как известно, каждое международное мероприятие такого масштаба в последние десятилетия обязательно сопровождается массовыми волнениями с участием всевозможных радикалов — они бьют витрины, дерутся с полицией и вообще всячески развлекаются, то есть делают все, что противоречит базовым ценностям российского МВД. И допустить беспорядков в Петербурге власти, конечно, никак не могли, и, кстати, не допустили, но совсем без протестов — это тоже выглядело бы странно. В конце концов, саммит не в КНДР проходит.

И в таких трудных условиях властям удалось найти оптимальное решение — с одной стороны, город был полностью зачищен и оцеплен, с другой — в специально отведенном месте, на Кировском стадионе, несколько сотен активистов «договороспособных» российских левых движений под присмотром ОМОНа и с полевыми кухнями делали вид, что они и есть те самые антиглобалисты, которые пришли бить витрины в связи с саммитом. Стадион даже посещала губернатор Петербурга Валентина Матвиенко, и лидер потешных антиглобалистов Илья Пономарев даже подарил ей арафатку — символ бескомпромиссного радикализма. Выглядело это все примерно так же, как выглядит, скажем, Общественная палата или «большое правительство» — то есть всем понятно, что это имитация, но даже возмущаться по этому поводу не очень интересно.

Скорее всего, «Гайд-парк в Москве» так и останется нереализуемой, но вечнозеленой историей, оживающей каждый раз на очередном витке уличной активности. Но если вдруг он все-таки будет создан, выглядеть он совершенно точно будет именно как тот стадион в Петербурге, а не как настоящий лондонский Гайд-парк, в котором, кстати, давно никто не митингует, это просто сказка из советских учебников английского.

22 мая. «Рассерженные горожане» — это уже политологический термин. Поскольку никто так и не придумал общего признака, по которому можно объединить всех людей, выходивших на Болотную и другие площади, этих людей принято называть «рассерженными горожанами». Такое ни к чему не обязывающее обозначение, примерно как слово «геоид» применительно к форме земного шара.

Но теперь «рассерженные горожане» — это не только участники протестных митингов. «Рассерженными горожанами» депутат Мосгордумы и один из лидеров «Молодой гвардии «Единой России» Кирилл Щитов назвал свое новое общественное движение, призванное бороться с протестными митингами. В понедельник эти «рассерженные горожане» пикетировали Мосгордуму, требуя, я процитирую пресс-релиз, «защитить горожан от кочующих лагерей оппозиции».

«Рассерженных горожан» у Кирилла Щитова мало. На днях в «Российской газете» напечатали такую очень свирепую статью об ужасах, которые несут оппозиционные митинги: «Люди опасаются, что под видом оппозиционеров на сцену выйдут маргиналы и люмпены всех мастей — от бомжей-мародеров до профессиональных уголовников». Там тоже речь шла о том, что москвичи недовольны акциями протеста, «Российская газета» цитировала того же Кирилла Щитова и указывала, что «Три человека обратились с просьбой запретить подобные массовые акции или организовать их в специально отведенных местах, а еще лучше на окраине города». То есть они нашли только троих москвичей, которым не нравятся «кочующие лагеря». А ведь искали, надо полагать, тщательно.

И это, конечно, смешная история, но я все равно отношусь к ней достаточно серьезно, потому что главное в ней — не трое заявителей, поддержавших депутата Щитова, а вот эта терминологическая игра.

«Рассерженные горожане» — это теперь название прокремлевского молодежного движения, и когда очередной эксперт по протестным акциям начнет говорить о «рассерженных горожанах», он будет вынужден делать оговорку — мол, я имею в виду не Кирилла Щитова и его сторонников, а настоящих рассерженных горожан.

Может быть, в исполнении молодогвардейца Щитова такая игра в слова выглядит наивной и примитивной, но вообще ведь все, что происходит в нашей политике — это одна большая игра в слова. И митинги «За честные выборы», и виртуальное противостояние «креативного класса» и «рабочих», и даже назначение новых министров — это именно игра в слова. И побеждает в ней именно тот, чьи слова в конце концов окажутся более убедительными.

21 мая. На месте Владимира Мединского я бы издал отдельной толстой книгой сборник откликов на его назначение — статьи в газетах, колонки в онлайн-изданиях, посты и твиты в социальных сетях; может быть, Мединский оказался вообще самым комментируемым министром (не культуры, а вообще) за все время, и по резонансности своего назначения может конкурировать только со знаменитым полпредом Холманских. Но если бы сборник откликов на назначение Мединского действительно был издан, то, думаю, и сам Мединский не рискнул бы назвать такой сборник захватывающим — на каждой странице в нем было бы одно и то же: написал много глупых книг, его диссертацию называют плагиатом, самого Мединского мракобесом, цитируют его слова о Сталине, при котором было лучше, чем сейчас, — ну, в общем, понятная картина. Кто-то сравнил Мединского с Дмитрием Табачником, украинским министром образования, над которым тоже принято смеяться и который традиционно поставляет местным СМИ, если пользоваться интернет-терминологией, «лулзы». По поводу Мединского, кажется, ни у кого нет сомнений, что главным правительственным поставщиком лулзов теперь будет он.

В медведевском правительстве много новых лиц, но всем им еще предстоит выстраивать свои отношения с внешним миром — мы еще не знаем, кто займет в общественном сознании места непопулярных Андрея Фурсенко или Татьяны Голиковой, и можем только гадать, перейдет ли в наследство Максиму Соколову репутация Игоря Левитина, или получится ли из Владимира Пучкова новый Сергей Шойгу. Только про Мединского уже все понятно, и мне даже неловко давать сейчас ссылку на свою трехлетней давности HYPERLINK «http://kommersant.ru/doc/1116086» заметку о нем — Глеб Павловский три года назад сравнивал Мединского с дореволюционным трэш-писателем Иваном Прыжовым, книготорговец Борис Куприянов называл Мединского снобом, а нашист Борис Якеменко — непрофессионалом. Тогда это звучало неестественно резко, а теперь стало общим местом, и, мне кажется, самое время попробовать поискать в Мединском что-нибудь хорошее.

Это не так трудно, как может показаться. Хорошее в Мединском — именно то, что почему-то считается плохим. Трэш-писатель, мракобес, абсолютный фрик по меркам современного политического класса, — на фоне «всех остальных» это может быть и преимуществом. Нельзя сказать, что таких людей в публичной политике кроме него нет, их у нас достаточно, только существовали они до сих пор в специально отведенных местах, кочевали из ток-шоу в ток-шоу. «Сегодня у нас в гостях снова Олег Митволь и Александр Проханов!», — и вот где-то между Митволем и Прохановым все эти годы существовал и Владимир Мединский, но только у него, у статусного единоросса (при Лужкове вообще возглавлял исполком московской организации «Единой России») не было никаких других резонов для публичной активности, кроме собственного тщеславия. Он писал книги, завешивал всю Москву их рекламой, снимал патриотические сериалы для ТВЦ и воевал с Юлией Латыниной не для того, чтобы когда-нибудь стать министром, а просто потому, что хотел быть знаменитым, быть властителем умов, быть, как это называется, «публичным интеллектуалом». В своем «твиттере» он любовно цитировал восхищенные отзывы поклонников о нем самом, о его книгах, о его интеллекте, о его полемическом таланте, — и это совсем не поведение хитрого карьериста. А если и были у него какие-нибудь засекреченные карьерные амбиции, вряд ли они подразумевали должность министра культуры даже как промежуточный этап.