Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я выросла…
— Что-то не заметно.
Бух! Маленький кулачок ударил меня в грудь.
— Я выросла! Но только вверх. Платье в самый раз, но…
— Немного коротковато.
Бух! Снова меня ударили.
— Хватит драться! Ты кефир в холодильник поставишь?
— У нас нет холодильника. Я хотела пообедать…
— Ты голодная? Ладно. Оставляй всё здесь и пошли!
— Куда?
— А тебе не всё равно?
— Маме надо сообщить?
— До которого часа мама работает?
— Раньше девяти домой не приходит.
— Анечка! Я ей потом позвоню. Всё будет хорошо!
Аня закрыла дверь в комнату на ключ. В квартире стояла тишина. Было слышно, как где-то на кухне капает вода из-под крана. Мы покинули эту неуютную квартиру. Спускались вниз не на лифте, а по лестнице. И как мне показалось, Аня вздохнула с облегчением, когда мы вышли из подъезда…
* * *
Мы шли в сторону Таганки. На углу Ульяновской и Чкалова. Я заметил Пельменную.
— Хочешь пельменей?
— Здесь не хочу. Мы с мамой сюда часто заходим.
— А блины ты любишь?
— Блины я люблю. Но от них толстеют.
Я скептически осмотрел её с ног до головы…
— Тебе это не грозит. Ты стройная, как тростинка. А со сгущёнкой будешь?
— Со сгущёнкой буду.
И мы снова зашагали в сторону Таганки.
17 июня. 1974 год.
Москва. Блинная на Воронцовской улице.
В Блинной на Воронцовской улице я бывал не раз. Но всё это было в той, в прошлой жизни. И мальчишкой сюда забегал с друзьями, и когда после армии учился в институте, а ночами подрабатывал в такси… Это было одно из тех мест, что и кромешной ночью могло накормить голодного и напоить запойного.
Столики были «стоячие». Никаких стульев не предполагалось. Думаю, что такой стоячий стол по высоте будет немного великоват для мелкой девчонки. Но это мы как-нибудь решим.
— Ну, выбирай! Чего будешь?
— Как чего? Ты обещал блины со сгущёнкой.
— А запивать чем будешь? Чай? Кофе с молоком?
— Кофе!
— Кофе нет… — безапелляционно заявляет крупная женщина в когда-то белом халате и шапочке.
— Тогда так… Два чая. Две порции блинов со сгущёнкой. — наклоняюсь к Анюте. — Ещё чего-то хочешь?
— Яйцо под майонезом.
— И два яйца под майонезом.
— Блины надо ждать…
— Тогда и чай вместе с блинами. А то остынет.
— Не успеет!
Всё-таки что было хорошего в СССР всегда перечёркивалось хамством и грубостью обслуживающего персонала. Помнится Штирлиц специально ходил в какой-то кабак под названием «Грубый Готлиб». Там фишка была в том. что хозяин наливая пиво и выдавая порции поджареных баварских колбасок всем хамил. У нас в СССР такое заведение специально искать не надо было. Заходи в любоё! И облают, и обсчитают.
Я заплатил за всё меньше рубля. Медные монетки сдачи не хотел сперва забирать. Но рачительная Аня всё сгребла с прилавка и передала мне, пришлось набивать карманы монетками. Никак не могу привыкнуть, что в этом времени монеты — тоже деньги, на которые можно что-то купить.
Пока мы ждали две порции наших блинов, я слегка подвинул круглый столик к окну. Ну, а Ане пришлось с ногами забраться на подоконник. Так, стоя на подоконнике на коленках ей стало удобно есть с высокого стола.
Зато. Когда нас позвали, чтобы мы забрали готовые порции наших блинов, продавщица, или кто она тут по должности, заметила наше «ноу-хау», и решила немного поскандалить…
— Я прошу прощения! Если моя девочка Вам своими сандаликами испачкает подоконник, то я возьму у Вас тряпку и всё вытру. Но иначе, она не сможет нормально поесть блинов и не облиться горячим чаем.
Тётка не нашла что мне ответить на мою вежливую речь. Похоже, что так тут с ней никто не разговаривал очень давно. Те. кто заходили выпить со своей бутылкой, обычно либо отвечали матерно. либо быстро включали заднюю и уходили. Ну а молодёжь, типа меня, вообще терялась от гневных замечаний и ретировалась в темпе вальса…
Так что мне никто ничего не ответил. Мы спокойно поели, убрали за собой грязную посуду. А когда, я попросил тряпку, чтобы вытереть подоконник мне ответили:
— Да, ладно. Сама вытру…
— Спасибо Вам большое! Мы обязательно к Вам зайдём ещё раз!
* * *
— Сашка! А ты совсем не боишься. Когда на тебя кричат вот такие взрослые тётки?
— А чего их бояться?
— Ну… Они… Могут…
— Ты со мной никого не боишься?
— Не-а…
— Вот и не заморачивайся на эту тему!
— Са-аш! Давай зайдём в Книжный!
— Давай!
17 июня. 1974 год.
Москва. Таганская площадь.
Книжный магазин.
В книжном магазине, что на углу Воронцовской улицы и Таганской площади, в кассу стояла небольшая, но очередь. Я сразу понял, что дают что-то ну о-очень дефицитное. Малое количество народа можно было объяснить лишь серединой июня, когда большая часть школьников уже покинула Москву. Я быстро поставил Анюту в очередь, а сам метнулся к прилавку, где тоже царил небольшой ажиотаж.
Давали импортные фломастеры. Чешские «Koh-i-noor».
У меня такие были в прошлом моём будущем. То, что нужно. Ими по кальке выкройки рисовать самое то. На витрине было два вида. Простенький набор шесть цветов и большой дорогой набор, аж из семнадцати. Мне такой на фиг не нужен, но… Я теперь не один.
Я вернулся к кассе. Наша очередь как раз подходила. Протягиваю в окошко четвертной.
— Три набора по шесть фломастеров «Кохинор» и один большой набор.
— Только по две штуки в руки.
— А нас двое! — приподнимаю Анюту двумя руками, чтобы её увидела кассирша.
Аня недовольно взвизгивает!
— Поставь меня на место!
Кассирша хмыкает, пробивает чек и отсчитывает сдачу.
— Ты чего? — наезжает на меня маленькая вредина.
— Так надо.
Тащу её к прилавку. Вдруг там тоже понадобится предъявить «вторые руки»? Так оно и случилось.
Но приподнимать Аню не пришлось. Прилавок оказался ниже кассы.
Получив товар на руки. протягиваю большой набор своей будущей невесте:
— Это тебе!
— Мне? — а глаза стали такие большие-большие, как у девочки из японского аниме.
Ресницами хлоп-хлоп… И по щеке покатилась большая слеза, оставляя за собой мокрую дорожку. Глаза заблестели, став влажными.
— Ну, ты чего? — я чуть присел, чтобы наши глаза оказались на одном уровне.
— Н-ничего… — а потом обхватила меня обеими руками и заплакала уже всерьёз.
Мне опять прилетело гипсом по уху, но я не обратил на это внимания. Я обнял её свободной рукой и прижал к себе.
— Хватит плакать! Всё хорошо! — шептал я ей на ухо.
* * *
Успокоилась она не сразу. Мне пришлось вывести её на улицу, потому что в магазине