Он был красным от удовольствия и волнения. А я, наверное, и подавно.

– Ты ждал нас?

– Нет, я пришел повидаться с Дюрбеком, – ответил он, указав на зеленые ворота.

– Зачем?

– Он обещал дать алюдов. Их полным-полно в иве, что растет на краю его луга.

– И он тебе их дал?

– Нет. Его не было дома… Я немножко подождал, вдруг вернется… Наверное, уехал в Камуэн.

Но в ту же секунду отворились ворота и на дорогу вышел маленький мул. Он тащил повозку с зажженными фонариками, а управлял ею Дюрбек.

– Привет честной компании! – крикнул он, проезжая мимо нас.

Лили покраснел еще больше и вдруг устремился к моей матери, чтобы освободить ее от ноши.

Я не стал больше задавать вопросы. Я был счастлив, потому что знал: он солгал. Да, он проделал долгий путь и ждал меня в эту пасмурную ночь под Рождество, стоя под моросящим ледяным дождем, чьи сверкающие капельки повисли на его длинных ресницах. Мой названый брат пришел из Ле-Белон и стоял здесь уже несколько часов; он оставался бы и дольше, до самого глухого ночного часа, дожидаясь, когда из-за поворота на блестящей от дождя дороге покажется острый капюшон его друга.

* * *

В сочельник поохотиться по-настоящему не удалось: пришлось помогать матери по дому: утеплить окна (сквозняки заводили свои ледяные мелодии!), натаскать из соснового бора валежника про запас. Однако, несмотря на все эти заботы, мы успели поставить несколько ловушек под оливковыми деревьями в замерзшей высохшей траве, усыпанной черными оливками.

Лили удалось сохранить алюдов в деревянном ящичке, где они питались промокательной бумагой: сервированные нами вместе с оливками, они соблазнили два десятка перепелов, которые, угодив с ветки прямо на вертел, украсили своим присутствием рождественский ужин, состоявшийся в тот же вечер. У потрескивающего в камельке огня мы устроили праздничный пир с традиционными тринадцатью десертами[25].

Лили – наш почетный гость – не сводил с меня глаз, стараясь во всем подражать истому джентльмену, которого видел во мне.

В углу столовой красовалась крохотная сосна, исполнявшая роль елочки: на ее ветках висела дюжина новых ловушек, охотничий нож, пудреница, заводной поезд, латунная проволока для силков, леденцы, пробковый пистолет и прочие чудеса. Лили смотрел на все это, вытаращив глаза и не произнося ни слова, ни дать ни взять кролик, которого фокусник вытащил из шапокляка. Это был поистине незабываемый вечер: на моем веку еще не было ни одного вечера, который длился бы так долго. Я до отвала наелся финиками, засахаренными фруктами и взбитыми сливками, Лили не отставал от меня и с таким азартом поглощал сласти, что к полуночи уже с трудом дышал и по несколько минут сидел с раскрытым ртом. Мама трижды предлагала нам лечь. Мы трижды отказывались, поскольку на столе еще оставался изюм, который мы принялись поглощать без особого, надо сказать, удовольствия, просто потому, что он казался нам верхом роскоши.

Ближе к часу ночи отец заявил, что «эти дети вот-вот лопнут», и поднялся из-за стола.

И в эту минуту где-то вдали послышался, или это мне только показалось, мышиный писк велосипеда дяди Жюля: поскольку был уже час ночи и на дворе трещал нешуточный мороз, я подумал, что этого не может быть и мне просто померещилось.

– Жозеф, это Жюль! Как бы чего не случилось! – в свою очередь прислушавшись, удивленно промолвила мать.

Отец тоже прислушался: поскрипывание колес донеслось и до его ушей.

– Точно, это он. Но не беспокойся: если бы что-то случилось, он бы не приехал!

Отец встал и распахнул дверь настежь: мы разглядели контуры огромного медведя, который расстегивал ремни на багажнике велосипеда. Дядя Жюль триумфатором вступил в дом: на нем была шуба с длинным ворсом и шерстяное кашне, четырежды обмотанное вокруг шеи.

– С Рождеством Христовым! – провозгласил он, стаскивая с себя кашне и кладя на стол большой сверток.

Я сразу же бросился к свертку – в нем были игрушки, ловушки, большой кулек засахаренных каштанов и бутылка ликера.

Отец поморщился, но, рассмотрев блестящую разноцветную этикетку на бутылке, кажется, успокоился.

– Ликер – это, конечно, вино, но особого сорта, это вареное вино[26], которое при кипении очистилось от алкоголя! – наставительно проговорил он.

Он налил нам по глоточку, и праздник продолжился. Мама унесла заснувшего Поля.

– Мы счастливы, что вы приехали, – сказал отец, – мы вас не ждали… Значит, вы оставили Розу с младенцем одну?

– Мой дорогой Жозеф, – отвечал дядя, – я не мог повести их на рождественскую мессу, которую ни разу в жизни не пропустил. С другой стороны, было бы неразумно возвращаться домой к часу ночи, рискуя их разбудить. И потому я решил отстоять мессу в Ла-Трей, а затем вместе с вами отпраздновать Рождество Христово!

Взявшись снимать обертку из фольги с засахаренных каштанов на глазах Лили, который в жизни своей никогда не видывал такого лакомства, я счел идею дяди превосходной.

– Месса, – продолжал дядя, – прошла просто великолепно. Огромные рождественские ясли, вся церковь утопает в веточках цветущего розмарина, детский хор исполнил поразительные по красоте рождественские провансальские песни четырнадцатого века. Очень жаль, что вас там не было!

– Я бы мог там побывать любопытства ради, – отвечал отец, – но считаю, что те, кто посещает храм лишь ради зрелища и музыки, не уважают веру других.

– Прекрасное убеждение. Впрочем, не важно, были вы там или нет. Вы все равно там сегодня побывали, – проговорил дядя, весело потирая руки.

– Как так? – поинтересовался отец с легкой иронией в голосе.