Майкл сидел в кресле, расположенном в углу комнаты рядом с большим панорамным окном. Даже на диване он сидел со знанием дела, широко расставив ноги и расправив плечи, а голова его была направлена в окно. Он смотрел вдаль, ещё дальше, где заканчивался горизонт вечернего Лондона.

Параметры помещения были большие, а минималистический интерьер придавал ещё больше простора. Единственный осветительный прибор в комнате исходил от встроенного светильника на прикроватной тумбочке. Майкл сидел почти в темноте и занимался только тем, что смотрел в окно, в одиночестве с многочисленными мыслями в голове.

Тиффани не постучала прежде чем войти. Но её приближение ознаменовали резкие постукивания её высоких каблуков.

– Я тебе говорил, не приходить сюда, пока Амелия здесь, – это было первое, что она услышала от него, когда открыла дверь.

– Она уехала с моим братом в Нидерланды, – Тиффани закрыла за собой дверь и прошла дальше.

– Что? – одним вопросительным словом, он выразил удивление, недовольство и принятие.

– Они только что приземлились в Амстердаме, – Тиффани положила сумку на кровать.

– Значит, она сейчас с ним, – Тиффани при низком освещении не увидела как его левая бровь поплыла вверх.

– Да, – поспешила с ответом девушка. Если бы она прислушалась, то услышала бы раздраженный вздох, но этот звук перебивал шум её собственного сердцебиения.

Почти сразу за коротким «да» она напрямую задала свой вопрос, ради которого и приехала сюда.

– Майкл, ты меня любишь?

Говоря это, к ней в голову пришло осознание, что она впервые об этом спрашивает у него. И вообще, впервые затрагивается речь о его любви к ней.

– Это важно? – даже такой прямолинейный вопрос не заставил Майкла повернутся к ней. Он всё ещё сидел в своей первоначальной позе.

– Да, потому что ты никогда не говорил мне, что любишь меня.

– Ну, ты сама и ответила на свой вопрос, – удивительно, с каким спокойствием он говорил это, тогда как она была готова упасть замертва, когда осознала смысл услышанного.

– Так это правда? – она выпучила глаза и открыла рот.

– Что правда?

– Что ты любишь другую девушку, – она чувствовала, как с каждой секундой разрывались последние нити её надежды.

– Я полагаю, это Амелия тебе напела, – в его голосе можно было услышать короткий, почти незаметный смех, если бы комната была лучше оснащена, Тиффани бы увидела, как уголки его губ тронула улыбка.

– Да, это она.

– Ну, можно ли обвинять человека за то, что он сказал правду.

– Ты защищаешь её? – Тиффани была настолько шокирована оправданием своих догадок, что даже не соображала контролировать эмоции и тон голоса. Она даже не заметила, как глаза запустили индикатор психологического подавления.

Майкл наконец поднялся с места.

– Тебе бы лучше не заставлять меня этого делать. Поверь, ради твоего же блага, – он подошёл к ней, чтобы та увидела всю серьёзность его слов.

– Хорошо, Майкл, – Тиффани старалась держать себя в руках, но у неё это получалось не на отлично.

– Почему ты тогда хотел жениться на мне?

– «Совершим всевозможные ошибки, потому что иначе мы не узнаем, почему их не надо было делать» Бернар Вебер, – постскриптум уточнил Майкл.

– Для тебя идея жениться на мне было ошибкой?

– Странно, что после всего услышанного, ты так не считаешь, – Как же поменялось его отношение к ней. Только две недели назад он был с ней обходительным и относился с уважением, но этот человек, что перед ней был другим. Первое его охлаждение она заметила уже где-то десять дней назад, а сейчас он уже превратился в лёд.

– Но ты же что-то ко мне чувствовал? – в её голосе заключалась умиление и важность ожидающего ответа.

– Да. У меня были к тебе чувства. Все виды чувств, кроме любви, – он хладнокровно выложил правду.

Характер Барбары Эмерсон был настоящим творением искусства. Её умение проявлять свои чувства ровно в той степени, сколько нужно, чтобы сохранять эмоциональное равновесие можно было назвать талантом заложенным в её природе. Её, на вид кажущаяся идеальной, личная жизнь имела глубокие подводные камни. Но ни что из этого не заставило её пролить ни капли слезы в присутствии другого человека. Тому же, она учила и свою дочь. Но все наставления и учения матери были перечеркнуты одной минутой. По щекам девушки покатились слёзы, голос её охрип, а дыхание участилось.

– Кто это девушка, которую ты любишь?

– Ты это узнаешь либо со всем миром, либо не узнает никто никогда, – в момент прозвучивания этих слов Тиффани не узнавала его. Она открыла его с другой, совершенно новой стороны и это повергло её в шок. Если настоящий Майкл, это тот мужчина, что стоял сейчас перед ней, то она, оказывается, никогда его и не знала. И не знает никто в этом мире. Тот Майкл Форбс неуязвимый ни перед чем, сейчас находился в той же ситуации, что и сама Тиффани. Выражение его лица отражало всю скорбь его души. Как- будто он столько времени таил его в себе, а сейчас дал им волю.

Тиффани протерла слезы, взяла сумку и направилась к выходу. Её шаги были медленные, как-будто она таскала тяжёлый груз за спиной. Она повернула ручку двери, но ещё не открыв её, остановилась и повернулась к нему.

– Можно задать последний вопрос? – места протертых слез не долго оставались сухими, они заменялись новыми, обильными слезами.

– Можно.

– Ты мог бы полюбить меня, если бы не она? – она смотрела на него через призму надежды. Ах, если бы он сказал да, это бы в корне изменило положение дела, стало бы лучом среди этого мрака, что окутало её. Она – принцесса Брюса Эмерсона, привыкшая всё получать по щелчку пальцев, никогда не подозревала, что когда-нибудь будет с замиранием сердца жаждать услышать одно слово из двух букв, что одно слово перевернёт её жизнь и повлияет на судьбу внутреннего мира на всю жизнь.

А он, без каких-либо попыток скрыть состояние души, обнажил перед ней свое сердце.

– Если бы не она, я бы никогда не познал что такое любовь.

Этими словами была подведена последняя черта между их отношениями. Тиффани всё стало ясно. Ситуация не требовало больше никаких разъяснений. Она ушла тихо и беззвучно, будто и не носила на ногах высокие каблуки.

Тридцать пятая глава

С каждой минутой самолёт Airbus Эмерсонов мчался в сторону северо- востока, отдаляя расстояние между Амелией и Лондоном всё больше и больше. Сидя на высоте 11.000 км над землей, в роскошном салоне воздушного судна, она убеждалась в правильности своего поступка. Она не могла больше оставаться там,