несколько ранений в битве при Абукире, спасшийся чудом. Гантом храбр, но понимает, насколько сложная задача перед ним стоит. Он предложил генералу Бонапарту идти на запад вдоль африканского берега. Бонапарт согласился.

По сути – самый длинный и едва ли не самый трудный путь. Трудный из-за того, что ветры в это время здесь совсем неблагоприятные. Но с точки зрения безопасности – абсолютно логично. Опытные моряки, в том числе и военные, о местных особенностях знают и без острой необходимости стараются сюда не наведываться.

Начало путешествия, как и предсказывал Гантом, не оказалось приятным. Немного попутного ветра, а потом – встречный. Северо-западный, в полную силу. Один из участников событий вспоминал: «Это продолжалось пятнадцать, а то и двадцать дней. Порой за сутки удавалось продвинуться на 2–3 лье (12–13 километров. – М. К.) в нужном направлении, а нередко нас отбрасывало назад, не только из-за ветра, но и благодаря здешним подводным течениям. Тогда армейские офицеры начинали шутить над морскими: когда, дескать, мы бросим якорь в Александрии? Обидевшийся адмирал Гантом хотел даже сменить курс. Но когда он предложил сделать это главнокомандующему, тот велел не менять планы, а, напротив, держаться еще ближе к берегу…»

В морском деле Наполеон, может, и слабо разбирался, но дар предчувствия у него был развит очень неплохо. До поры до времени – точно. Скука лучше, чем английские корабли в опасной близости. Скуку убивают по-разному.

В основном играют в карты и шахматы. В карточных играх Бонапарт частенько жульничает, но желающих поймать его за руку нет. В шахматах особо не пожульничаешь, но и здесь у генерала свой стиль. Если играл с сильным соперником, то после первого же выигрыша уходил, не давая противнику возможности отыграться. Уходил победителем!

Бертье предпочитал вздыхать где-нибудь в темном углу. Предвкушал встречу с возлюбленной, графиней Висконти. Ланн и Мюрат вяло переругивались, эти двое друг друга терпеть не могли. Ланн до сих пор передвигался на костылях, но за саблю периодически хватался. Скучно же!

Евгений Богарне, страшно переживавший из-за слухов, связанных с его матерью, Жозефиной, использовал любую возможность пообщаться с отчимом. Бонапарт, всегда хорошо относившийся к пасынку, общался с ним тепло, но – не часто. Ему нужно было время для размышлений…

11 сентября подул наконец попутный ветер. Фрегаты плывут быстро, 25 сентября огибают мыс Бон на северо-востоке Туниса и… Едва не сталкиваются со стоящей на якорях английской эскадрой!

Что там произошло в действительности, толком никто не знает. Кто-то говорит о том, что англичан ослепило восходящее солнце, кто-то – что наблюдатели в ту сторону даже не смотрели. Корабли, идущие с востока, редкость. Без сомнения, это наиболее тревожный для Бонапарта момент. Один, всего один взгляд дозорного в нужном направлении! Но в паруса французских кораблей дует не просто попутный ветер, а ветер Судьбы.

Гантом, заметив британские суда, тут же поднимает общий сигнал «На море враг». Корабли разворачиваются и уходят за мыс. Весь день прячутся в небольшой бухте. Ночью, потушив огни, в полной тишине, они прокрадываются мимо англичан.

Все, Гантом меняет направление движения. В Средиземном море полно английских кораблей, однако здесь уже ничего не поделаешь. Вся надежда – на скорость и удачу. Плывут к Сардинии. 30 сентября видят землю. Согласно легенде, Бонапарт, не сверяясь с картой, говорит: «Это Корсика». Возможно, Родину он мог и почувствовать сердцем.

Да, Корсика! Но – чья? Их не было так долго, а ситуация здесь меняется так быстро, что ни о какой уверенности речи нет. Отправляют разведчиков. Фрегаты встают на якоря. А ветер приносит шторм! Гантом говорит Бонапарту, что оставаться в открытом море опасно. Что ж, придется рисковать. По пути встречают разведчиков, те подают сигнал. «Корсика – французская!»

Нет, он еще не дома. Корсика теперь не его дом. Но она была, есть и будет его Родиной. Как его встречают! Настоящее сумасшествие! По воспоминанию очевидца, «за генерала стало страшно. Мало, что Бонапарта окружили люди, они все еще хотели к нему прикоснуться».

Он доволен. Он провел в Аяччо несколько дней. Слушал доклады, гулял по знакомым ему с детства местам, побывал в пустом теперь родительском доме. Еще ничего не закончено, нужно добраться до настоящей Франции. А у берегов Прованса, по донесениям, крейсирует еще одна английская эскадра.

Как раз на полпути от Корсики до Прованса, 7 октября, они снова попадают в шторм. И почти сразу же замечают «чужие паруса»! Дальше происходит странная история. Описывают ее по-разному, и, честно говоря, я бы доверять не стал никому.

Чего стоит лишь самая «героическая» версия! Дескать, корабли Бонапарта в тумане оказались прямо посреди кораблей английской эскадры. Красиво, конечно, но абсолютно неправдоподобно. Впрочем, «посреди» или «вблизи», не столь уж и важно. Доподлинно известно одно. Гантом предлагал вернуться на Корсику, Бонапарт приказал идти вперед.

Безумная, фантастическая история! Ему везло, отчаянно везло. Два раза англичане не смогли поймать Бонапарта в море. В первый раз, благодаря Абукиру, не особо и расстроились, а вот во второй… Они даже представить себе не могли, чем закончится этот удачный побег. И как быстро все изменится!

В 10 часов утра 9 октября корабли заходят в бухту Фрежюса. Встреча? Снова восторг, переходящий в экстаз. Карантин? Какая чума, обойдемся без формальностей. Разрешение сойти на берег получено, и Гантом подходит к генералу Бонапарту. «Я обещал, что доставлю вас во Францию. Так было угодно судьбе». Конечно – судьбе.

Оноре Жозеф Антуан Гантом любил рассказывать о том, как обеспечил «счастье для Франции». Наполеон сделает его членом Государственного совета, графом, будет доверять ему разные ответственные посты. Гантому еще раз сильно повезет – по объективным причинам он не сможет принять участие в Трафальгарском сражении. А после возвращения Людовика XVIII одним из первых на флоте поднимет королевский флаг. Станет членом Палаты пэров…

«Новость о нашем прибытии распространилась в народе с быстротой молнии. Как только люди увидели флаг командующего, на набережной сразу появилась толпа народа. Имя Бонапарта произносилось так, что стало понятно, как он необходим. Воодушевление столь сильное, что даже возникли беспорядки. Никто и не думал про опасность заражения… Они снова видели Бонапарта! Их надежды сбылись… Казалось, что 18 брюмера уже сбылось здесь».

Вернувшийся вместе с генералом один из его адъютантов, Брюне-Денон, в своих мемуарах точно передает настроение. Настроение, которое Бонапарт сразу почувствовал.

Он направлялся в Париж не с «твердым намерением свергнуть Директорию». Однако он очень быстро понял, что может это сделать. 9 октября 1799 года его корабли зашли в бухту Фрежюса. 9 ноября (18 брюмера)