Сейчас он ехал по направлению к Бауманской, чтобы увидеться с Замятиным. В суете последних событий им так и не удалось все спокойно обсудить, поздравить друг друга с успешным завершением сотрудничества. Хотя сам Мирослав никакой эйфории относительно финала этой истории не испытывал. Даже несмотря на то, что это был его первый опыт расследования, который объективно оказался удачным (если не считать пореза на шее, замаскированного легким шарфом).

Свой заслуженный выходной Замятин проводил в Лефортовском парке вместе с Лис. День выдался погожим, небо было ясным, сентябрь баловал москвичей температурой +15, а природа парка — осенними красками. Замятин с Лис неспешно прогуливались по шуршащим тропинкам и кормили уток.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Мирослав майора, разыскав парочку..

Они уселись на скамью возле одного из прудов. Лис решила дать им возможность пообщаться наедине и медленно двинулась вдоль кромки воды, собирая с земли палые листья.

— Я думаю, что верить надо в Бога, а не забивать себе голову всякой бредятиной, на почве которой рано или поздно съезжает крыша.

— Что наверху, то и внизу, как две стороны одного и того же… — тихо проговорил Погодин, задумчиво глядя на воду.

Замятин покосился на него и кинул вперед кусок белого хлеба. А после недолгой паузы продолжил:

— Не знаю, как ты, Мирослав, а я лично в Бога верю и тебе советую. Верю в него без всяких оговорок, в простого и понятного, — сказал майор, наблюдая, как упитанная утка плещет красными лапами по воде, устремившись к мякишу. — Темное, светлое, две стороны одного и того же… Не забивай себе голову. Как ни крути, а свет всегда одолевает тьму, так или иначе. Так всегда было, и так всегда будет. И я даже знаю почему.

— Почему же? — поинтересовался кандидат философских наук, с любопытством разглядывая трогательного в своей простоте Замятина, великовозрастного детину — большого, сильного и совершенно бесхитростного.

Майор сидел на лавочке, подавшись вперед мощным торсом и немного сгорбившись. Его крепкие руки, согнутые в локтях, лучевыми костями упирались в колени, на светлых, остриженных под ежик волосах играло солнце. Сейчас он рассуждал о природе добра и зла, одной из главных загадок мироздания, так легко, словно озвучивал элементарную, бесспорную истину. Мирослав, изучивший сотни книг, с удовольствием предвкушал, что же выдаст на этот счет его незамутненное сознание.

— Потому что все мы рождаемся светлыми, но сознательный выбор в пользу добра или зла делаем уже после. Для того чтобы сохранять веру, необходимо гораздо больше внутренней силы и крепости духа, чем для того, чтобы от нее отречься. По сути, те, кто отказались от Бога, сломались — не выдержали. Та же Волошина, отчего она подалась во всю эту ересь? Оттого, что стала искать веру поуютней. Отрекаются в момент слабости, когда слишком сильно жалеют себя, вместо того чтобы принять и довериться. Это слабость. А значит, все твои чернокнижники заведомо слабее тех, кто находит в себе силы истинную веру сохранить. Знаешь, что значит: «По вере вашей воздастся вам»? Смысл не в том, насколько сильно ты веришь, настолько больше у тебя шансов попасть в рай. Это значит: во что ты веришь, то ты и получишь. Просто верь в Бога, Мирослав. Верь и доверяй, что бы там ни было. И он приведет тебя туда, где ты должен быть.

Погодин молчал. Разводить с Замятиным дискуссий ему совсем не хотелось. Да и главный аргумент его собеседника заключался даже не в сказанном слове, а в той спокойной уверенности, которую он излучал. «Не знай! Чистая глупость — Ключ к Посвящению», — крутилось в голове Погодина.

Когда прогулка подошла к концу, Мирослав вызвался подбросить приятелей до дома. Лис жила недалеко от парка, на Волочаевской улице. Выходные Замятин проводил у нее. Одноподъездный дом стоял у дороги, изрезанной трамвайными путями. Неподалеку, на другой стороне, располагались Военный университет и трамвайно-ремонтный завод.

Припарковавшись во дворе, Мирослав вышел из машины, чтобы попрощаться. Вдруг за спиной он услышал плаксивый детский голос: «Бабушка, его же задавят…». Погодин обернулся и увидел, что дорогу медленно переползает, поскуливая, совсем еще маленький щенок. Откуда он там взялся — размышлять было некогда, возможно, на территории завода недавно ощенилась сука. Он не думая бросился на проезжую часть. Послышался визг тормозов. Падая, Погодин думал лишь о том, чтобы не выпустить из рук щенка.

Он лежал на обочине, чувствуя острую боль в бедре и колене и тупую, тянущую — в районе затылка. Похоже, он сломал ногу и, падая, ударился головой о бордюр. Где-то далеко раздавались шум голосов, причитания сердобольных прохожих. Над собой он видел встревоженное лицо склонившейся Лис, которая объяснялась по телефону с оператором скорой помощи. На дороге майор, словно в замедленной съемке, тряс за грудки перепуганного мужичка — водителя сбившей его машины.

Но острей и явственней всего из накатившего вдруг шквала новых ощущений и чувств оглушенный Мирослав сейчас испытывал одно, главное — абсолютное счастье. Он прижимал к груди трясущегося от страха щенка, который издавал протяжные, громкие звуки и тыкался плюшевой мордой в его ключицу. Он спас его.

«Это есть шок», — сказала Лис подбежавшему майору, видимо, пытаясь объяснить блаженную улыбку на губах Погодина. От этих слов улыбка его стала лишь шире. Он наконец обрел мир с собой и со всем, что его окружает.

Автор выражает благодарность Варфоломею за консультации в области ритуальной магии и Максиму Малявину за консультации в области психиатрии.