Объяснить переброску Молотова в Вену можно еще и тем, что она была связана с советско-китайским расколом, о котором широко заговорили после передовицы, появившейся в апреле 1960 г. в «Красном флаге» – главной коммунистической газете КНР. Статья называлась «Да здравствует ленинизм» и якобы была посвящена юбилею Ленина, но фактически представляла собой плохо замаскированную критику внешней политики Хрущева.

Все разногласия усиливались, углубляя раскол между Советским Союзом и коммунистическим Китаем, а также между Хрущевым и Мао Цзэдуном. А начались они еще на XX съезде партии. Как и Молотов, Мао не соглашался с претензиями к Сталину и доводами Хрущева о том, что при капитализме война перестала быть неизбежной, а переход к социализму возможно совершить и мирными методами. Мнения Мао и Молотова совпадали в том, что делали акцент на угрозу капитализма, империалистическую агрессию и непреходящие опасности войны28.

Если Хрущев полагал, что, отправляя Молотова в Вену, он заставит его вести себя посговорчивее, то он ошибался. Молотов продолжил произносить политические речи, хоть пореже и в частном порядке. В январе 1961 г. он рассказывал советской делегации в МАГАТЭ о результатах последней встречи участников Всемирного коммунистического движения в Москве. Молотов предупредил, что «опасность новой мировой войны еще не преодолена». И еще поносил «ревизионистов», забывающих, что конкуренция между государствами с разным общественным строем представляет собой разновидность классовой борьбы29.

Одним из свидетелей молотовского пребывания в Вене стал молодой советский дипломат Владимир Соколов. Его поразили исключительная память, самообладание и хладнокровие бывшего министра иностранных дел. Как вспоминает Соколов, выступления Молотова перед советской группой в МАГАТЭ всегда имели успех.

Накануне XXII съезда партии, запланированного на октябрь 1961 г., Молотов представил в Центральный Комитет два документа31. Первый был написан в августе 1961 г. и был озаглавлен «О ленинизме и возможности предотвращения войны в современных условиях». Текст ругал позицию Хрущева, утверждавшего, что война с капитализмом и империализмом перестала быть неизбежной. Кроме того, Молотов обвинил партийное руководство в распространении пацифистских иллюзий о том, что разоружение является единственным путем профилактики войны. По мнению Молотова, не допустить войны можно было лишь искоренив империализм и капитализм.

Второй документ, датированный 12 октября 1961 г., возражал против новой партийной программы, которая провозглашала, что коммунизм (т. е. очень развитая форма социалистического прогресса в экономике и обществе) будет построен в Советском Союзе в ближайшие лет двадцать. Молотов доказывал, что этот замысел нереалистичен и невыполним, поскольку социалистический строй еще не распространился по всей земле.

На XXII съезде Хрущев повел массированную атаку на Молотова. В открывающей речи генсек заявил, что участники антипартийной группы несут личную ответственность за массовые репрессии 1930-х гг. Микоян обвинил Молотова в недооценке сил социализма и переоценке сил империализма и добавил, что именно в этом кроется корень его ошибочного отрицания возможности избежать войну. Петр Поспелов, возглавлявший партийный институт марксизма-ленинизма, зашел еще дальше и сообщил, что Молотов считает, что война поможет прийти к коммунизму. В закрывающем выступлении на съезде Хрущев записал Молотова в руководители антипартийной группы и намекнул, что он причастен к убийству Кирова32.

Эти нападки били не только по Молотову – а еще и по Мао вместе с китайскими коммунистами. Как китайцы, ругая Тито за «ревизионизм», косвенно критиковали Хрущева, так и Советы, атакуя «догматизм» Молотова, заодно поносили Мао.

Вскоре после съезда Молотов предстал перед Комитетом партийного контроля (ведавшего дисциплиной), и его попросили объясниться. Бывший министр доказывал свою верность партии и руководству, но, так как он не стал отказываться от конкретных замечаний в адрес партийной линии, комитет посчитал его оправдания формальными и неискренними.

В марте 1962 г. Молотова исключили из партии, а в июле отказали просьбе о восстановлении. С должности в Вене его тоже отозвали, и в сентябре 1963 г. Молотов ушел из МИДа на пенсию.

По стандартам большинства советских граждан, Молотов устроился очень неплохо. Он получал хорошую пенсию, вместе с женой они остались жить в роскошном доме для политической и военной элиты СССР. Его квартира располагалась неподалеку от Кремля и огромной Библиотеки им. Ленина, где, удалившись на покой, Молотов стал проводить много времени. Кроме того, он продолжал пользоваться правительственной дачей в подмосковной Жуковке.

На пенсии Молотов предался сочинению многочисленных (неопубликованных) статей о партийной политике. Большая часть его трудов касалась внутренних дел – экономическая реформа, партийная программа, советская конституция, построение социализма и ранняя история КПСС33. Один из самых основательных комментариев по внешней политике был написан сразу после возвращения из Вены в начале 1963 г. Он назывался «Об опасности войны и борьбе за коммунизм» и критиковал Хрущева за то, что он отказался о доктрины о неизбежности войны. Возражения Молотов приводил несколько туманные, но были в тексте и важные замечания, которые помогают объяснить разногласия о внешней политической линии между ним и Хрущевым.

На XX съезде они спорили: в принципе война неизбежна, пока все еще существуют империализм и капитализм, но способно ли движение за мир предотвратить реальные войны? Хрущев еще говорил, что в современную эпоху силы, поддерживающие мир, так велики, что доктрина об обязательной войне больше не применима на практике – в последующих выступлениях он развивал и доказывал эту точку зрения34.В противовес Хрущеву Молотов убеждал, что постулат о войне остается неизменным, независимо от масштабов кампании за мир, поскольку врожденная склонность империалистических стран к войне продолжает превалировать и никуда не денется, пока социализм не победит на всей земле. Важный момент: по мнению Молотова, хрущевский пересмотр доктрины о неизбежной войне вел к недооценке ее опасностей и, среди прочего, нес угрозу новой мировой войны35.

Молотов критиковал Хрущева не совсем справедливо. Генсек говорил о важности неутихающей борьбы за мир не меньше Молотова и часто предупреждал об опасности войны. Разница между их позициями заключалась в том, что закоренелый догматизм Молотова – убежденность в непреходящей угрозе капиталистической войны – означал, что он в большей мере, нежели Хрущев, готов рассмотреть вариант применения радикальных мер для предотвращения того, что он считал весьма и весьма реальной угрозой новой мировой войны. Как ни странно, именно идеологический консерватизм Молотова подсказал запустить новаторскую программу европейской коллективной безопасности. Им же объясняются его гибкость и готовность вступить в серьезные переговоры с западными странами по поводу будущего Германии. Хрущев же полагал, что Советский Союз обладает достаточной политической и военной мощью, чтобы собственными усилиями справится с опасностью капиталистической войны, в том числе с угрозой, которую несла в себе Западная Германия, полностью перевооруженная и интегрированная в западный блок.