помаду и нацепила брошь поверх шарфа.

– Все, детки, веселитесь, – напутствовала она.

– Бабуль, шокер взяла?

– Даже не вынимала. Ты же знаешь, кто меня тронет…

Арцах только хмыкнул.

Я, когда поднимались к нему, приметила возле подъезда здоровенный черный джип, одновременно понтовый и угрожающий. Возле джипа дежурил здоровяга в кожанке – не то браток, не то водила.

Я выглянула в окно, только чтобы убедиться. Ага, точно: здоровяга распахнул дверцу джипа перед сухонькой армянкой, но внутрь она забралась без всякой помощи.

– Даже не спрашивайте, Евгения, куда она поехала. Этого и мои родители не знают, а она уж так который год ездит. – Арцах тоже понаблюдал за этой картиной.

– Ну, для оргий она еще не так стара, – неуклюже пошутила я. – Самогон, пожалуйста.

Варданян извлек из холодильника большую пузатую бутыль. Постучал ногтем по донышку:

– На дно бабушка кладет миндальные орехи. Видите? Говорит, это придает особый аромат.

Налил до половины в оба стакана, поставил их на стол. И впервые за сегодняшний вечер спросил:

– Вы-то сейчас как, Евгения?

– Мила вне опасности, это главное. А я… зубы новые вставлю, а остальное заживет. Поверьте, прежде и хуже бывало. Не во взрыв ведь угодила. Ваше здоровье.

– И ваше.

Абрикосовый самогон пошел мягко, но чувствовалось: штука крепкая.

– Статья о грабителях «Областного» выходит завтра, – поделился Варданян, когда мы не только выпили, но и закусили.

– Автор вы или Елизавета Жукова?

– А мы, знаете, дуэтом. Я, как-никак, и свидетель тоже, а это ценно. Придает перцу, знаете ли, когда автор статьи огреб непосредственно от героев репортажа. А Елизавета начала раньше. Так что мы объединились и засобачили общую статью.

Он отпил еще и покачал головой, посмеиваясь:

– Подумать только, на чем погорели – на камерах слежения…

– Похищение Милы им тоже плохо удалось, – добавила я. – Хотя попытка была неплохая.

– А Мила точно не хотела бы дать интервью? – заинтересованно вскинулся он.

– Нет, и вы уже спрашивали, – отрезала я. – Хватит с нее и дачи свидетельских показаний.

Да, случилось одно из совпадений, которые при всей своей невероятности все-таки случаются. А именно – та самая цирковая троица, гимнаст Михаил, «человек-змей» Эдик и огнеупорная Рита оказались теми самыми грабителями, обнесшими отделение банка «Областной». Тщательная проверка всех камер слежения в радиусе километра от места ограбления дала плоды: грабители, без масок, на том же автомобиле, на каком уезжали, с добычей – попались на одну из них. Плюс, по намекам Арцаха, не обошлось без скромного вклада Гаруник Арамовны.

Словом, грабительская карьера Михаила свернулась еще раньше, чем у его отца.

Ограбление, похищение, поджог, причинение телесных повреждений средней степени тяжести – набор более чем впечатляющий, так что господа циркачи в скором времени обоснуются отнюдь не в «Цирк дю Солей».

К слову, о воровской добыче: обследование могилы Ангелины Потаповны Цыганюк на Старосветском кладбище дало результат. Сама не ожидала, что нехитрая логика оставленных пометок сработает, но все сошлось. На глубине пятнадцати метров, под давно сгнившим гробом, был найден небольшой стальной ящик, заполненный деньгами и драгоценностями.

Капитан Алехин немедленно взял дело Кочанова-Кочетова под свой контроль. В грядущем судебном процессе добыча пройдет как вещественные доказательства. При том Кэпу хватает совести, и, согласно давним заявлениям об ограблении, после украденное будет возвращено владельцам. Благо еще одно счастливое (а на мой взгляд, более чем справедливое) совпадение: семьи, когда-то в девяностых ограбленные Кочетовым сотоварищи, еще живут в Тарасове.

Женщины, которых я навещала и предупреждала, и не думают претендовать на обнаруженные ценности. Аглая Семеновна Жукова просто рада, что вся история наконец-то завершилась. Нина Антоновна Ивлевская тоже вздохнула свободнее, как и ее сын Дмитрий. Им еще предстоит выступить со свидетельскими показаниями в суде, но после всего случившегося их это не пугает.

«Темную лошадку» Майю Ринатовну Можайскую в отличие от других женщин я повторно навещать не стала. Из своих источников знаю, что она продолжает работать в салоне «Прядка» и вроде бы развелась в третий раз. А остальное – не мое дело.

Тем более что Руслан Осипович Кочанов (теперь уже окончательно и бесповоротно Валентин Архипович Кочетов) сумел оправиться от полученного ранения. Он вновь находится в твердом уме и ясной памяти, как и раньше. Тарасовскому суду это будет очень кстати.

Шурик, как и обещал, поставил мне бутылку и даже не ворчал о дороговизне и экзотичности моего заказа. Вероятно, брутальный мой вид (синяки еще не до конца зажили на момент нашей встречи, зубами я тоже пока не занималась) отшибал всякое желание возражать, хоть бы и для виду.

– Знаешь, Жень, – не без цинизма признал Осколкин, – от меня на твоем месте наверняка и мокрого места не оставили бы. Так что хорошо, что ты в это влезла, а не я.

– Я сейчас вторую бутылку попрошу, вот такого же, – грозно пообещала я. – За особую вредность работы!

– Да пошутил я…

Что интересно, при всем громком выступлении Майи Ринатовны Кочетов не ответил на допросе, кто же в него стрелял. То ли память подвела после длительной потери сознания, то ли ранение показалось пустяком по сравнению с новостями о потере добычи и о грядущем тюремном заключении. Гимнаст Михаил пытался добиться встречи с Кочетовым, чтобы «взглянуть в глаза этой суке», но, насколько мне известно, безуспешно.

Зато в глаза Валентину Архиповичу взглянула я. Его мой битый-трепаный вид тоже напряг, но взгляда бывший грабитель не отводил.

– Зря вы так, Валентин Архипович, – заметила я. – Вам же говорил Шурик, что я умная. Неужто думали, что не докопаюсь? Хотя Шурик и сам неплох – подкинул намеков, вызвал у меня подозрения.

Разоблаченный Кочетов был мрачен. Никакого больше расслабленного добродушия, никакой фальшивой беспомощности.

– Если бы не Майка, – наконец произнес он, – я бы свое получил. Если б только она меня не подстрелила!

– Если бы да кабы… Но получалось у вас хорошо, даже я сначала поверила. Очень убедительно. Вам, Валентин Архипыч, надо было в театральный на актерское поступать.

– Вот видите, – криво ухмыльнулся он, – хорошо же получалось? Могло выгореть, могло…