Это все так уютно, так… я даже не могу подобрать слов, просто стою и смотрю, любуясь открывшимся мне видом. Мне даже кажется, что внутри меня тоже что-то расцветает. Хочется бросить все, выбежать в этот парк, и… И я вспоминаю, что мне надо переодеться к ужину. Это первое. О словах Валентайна – это второе.

Правда, второе значения не имеет. Не имеет, я убеждаю себя в этом, когда поворачиваюсь спиной к окну и иду на ревизию домашнего гардероба Ленор. Ревизия показывает, что почти весь гардероб Ленор забрала с собой. По какой-то причине не взяла только светло-голубое платье, и, вытащив его из шкафа, я понимаю, почему. Оно летнее. Сиротливо стоят внизу туфельки, белые, со стоптанными подошвами. А в боковом шкафчике лежит такой же белый ободок. Никаких лишних комплектов белья, ни-че-го!

С ума сойти.

И эта девушка – воспитанница архимага? Да тетя Оля, будучи библиотекарем, о моем гардеробе заботилась куда лучше! Если этот Хитар – такой жмот, почему Ленор просто не пошла работать?!

«Потому что», – подсказало сознание.

Я вздохнула.

Да, действительно, если женщины молчат, когда о них говорят, а в Академию бегут, чтобы не выходить замуж, о какой уж тут работе может идти речь. Наверное, их просто никуда не берут, а если куда-то и берут, то у дочери заговорщиков раз в десять меньше шансов найти хотя бы что-то захудалое, чем у остальных.

– М-да.

Я положила платье поверх темно-серого покрывала, которое освежали лишь светло-пепельные зигзаги, и вернулась к окну.

«Я нашел твою Соню, не-Ленор».

Значит, она жива. Она жива! Я сжала губы, пытаясь справиться с охватившими меня чувствами и желанием прямо сейчас бежать до ближайшего портала обратно в Академию, а после – в магистрериум, в кабинет Валентайна Альгора.

Свою цену он озвучил, а я не была уверена, что готова ее заплатить.

Точнее, была уверена, что не готова.

А значит, выход по-прежнему только один. Сезар Драгон.

Я закусила губу и развернулась к спрятавшейся за шкафом дверью: очевидно, ведущей в ванную комнату. Так и вышло – здесь, в отличие от моей «академической» душевой можно было развернуться, а еще здесь было повеселее. Бледно-голубые тона перемежались с белыми, а стена над пузатой ванной на ножках была украшена пузырьками, рыбками и какими-то местными морскими животными. Переливаясь ярко-зеленой, со вкраплениями бирюзы, чешуей, изгибался по всей стене водный змей. Справа крутился в водовороте крылатый водный хомячок (или кто-то очень похожий). Слева – резвилась не то стая дельфинов, не то морских котиков. На тумбочке стопочкой лежали полотенца и стояло несколько пузырьков.

Ура-ура!

Подавив желание прямо сейчас проверить, как работает ванная, я умылась, расчесала волосы и пошла переодеваться. В голубом платье с белым ободком и белыми туфельками Ленор выглядела если не Белоснежкой, то Золушкой, или чем-то средним. Поэтому от ободка я избавилась и предпочла еще раз расчесать волосы, чтобы они свободными волнами легли по плечам.

Строгая Академическая форма, как выяснилось, придавала мне пару-тройку лет сверху, не говоря уже о мрачном затертом платье. Сейчас Ленор, то есть я, выглядела не на восемнадцать зим, а на все шестнадцать. Косметики я никакой не нашла, равно как не нашла никакого холста, на котором можно себя нарисовать – если вспомнить, как мне делали макияж перед балом. Поэтому, закусив губу, рассматривала свою более юную версию целых две минуты, пока не ожила Эвиль.

– Ленор, тебе послание от архимага Равена, – произнесла она. – Тебя уже ждут в восточной столовой, спускайся.

– Спасибо, Эвиль… Стой! – крикнула я, потому что голограмма моргнула, явно собираясь исчезнуть. – Покажи мне, как туда дойти.

Конечно, дом опекуна Ленор – не Академия Драконова, но боюсь, если начать снова тыкаться во все двери в поисках столовой, кто-нибудь что-нибудь точно заподозрит. Мне это совершенно не нужно, поэтому спускаюсь я без навигатора, а включаю его только в коридоре, когда вероятность выскакивающего навстречу дворецкого, например, сводится к минимуму.

Дом в самом деле хоть и трехэтажный особняк, но после замка кажется вполне себе адекватным, поэтому я иду по подсказкам Эвиль, а перед дверью в столовую благодарю ее и выключаю. В восточной столовой все уже собрались: дядя восседает во главе стола, слева брат, справа – Люциан, который, увидев меня, поднимается. Смотрит так, будто видит впервые (ну да, я и в самом деле выгляжу непривычно даже для себя), а когда я подхожу, берется за спинку моего стула и произносит одними губами:

– Теперь мне еще больше хочется рассказать тебе, что я хочу с тобой сделать.

Закаленная в полевых условиях, то есть в общении с Люцианом Драгоном, я даже не краснею, а он отодвигает для меня стул. Здесь нет никакой парящей с помощью магии мебели, все напоминает наш мир, я бы даже сказала, наш мир начала двадцатого века. Восточная столовая выполнена в кремово-пастельных тонах, обивка у стульев – тоже кремовая, с золотом. Поскольку портьеры приоткрыты, за окнами я вижу парк, который видела из окна своей комнаты, правда, беседка становится чуть ближе и прячется за деревьями не справа, а слева.

Это то немногое, что я успеваю отметить, пока сажусь, а после дядя дает знак слугам, и они немедленно снимают крышки с блюд и наполняют бокалы мужчин вином. Судя по тому, что наливают мне – из пузатого графина, где плавают подозрительно похожие на вишню ягодки, единственной за столом женщине достается компот. Не то чтобы я против, но вот когда салат с гренками мне тоже кладут последней, становится еще более очевидным: женщин в этом мире ценят примерно как кроликов. В смысле, за размножение, и ни за что кроме.

– Хочу поблагодарить вас, тэрн-ар, – разговор, разумеется, начинает дядя. – За то, что приняли мое предложение и согласились остаться на ужин. И еще больше – за вашу откровенность во время нашего разговора. Признаться честно, не владеть информацией о собственной подопечной для меня внове.

Э-э-э… это они обо мне, что ли?

– У нас с Ленор нет никаких секретов, – сообщает Люциан, возвращая дяде пристальный взгляд.

Макс то ли поперхивается, то ли ржет, но меня гораздо больше интересует другое. О каких это секретах они говорят?

– В любом случае, будучи приглашенным на ужин к вашему отцу, я рад, что ваша откровенность не позволит мне попасть в неловкое положение, – дядя первым берет бокал, и его примеру следуют все остальные.

Стойте! А сколько Максу вообще лет? Или у них тут вино без паспортов продают и выдают вне возраста?

Увы, ответ на этот вопрос мне приходится оставить при себе. А вот по поводу кое-чего другого я просто не могу промолчать:

– О чем, собственно, была откровенность? – интересуюсь я.

За столом повисает тишина. Настолько резко, что мне кажется, что все перестали дышать. Даже слуги, которые немыми тенями замерли вдоль стен. Дядя переводит на меня взгляд, от которого мне становится не по себе: обычно так учителя смотрят на тех, кого считают… ну, мягко говоря, неумненькими.