«Не накручивай себя!» — приказала себе Юля, но было уже поздно. Стоило ей вспомнить тот давний разговор, как сразу представилась парящая в небе полярная сова. Не та, которую можно было накрыть хозяйственным ведром, а та, что сжимала в когтях тушу растерзанного саблезуба с вспоротым брюхом и выпущенными кишками. Та, что нападала на стоянки охотников, унося с берега их тела. Та, которую жители Заставы шепотом, чтобы не накликать беду, называли ночной фурией.

— Нет никакой ночной фурии, — прошептала Юля. Она хотела произнести это громким и твердым голосом, но смогла выдавить из себя лишь жалкий лепет. — Все это выдумки, выдумки, вы…

Внезапно широкая распластанная тень упала на петляющую в снегу тропинку, сбив дыхание и оборвав окончание фразы, и в то же мгновение исчезла из вида. Юля испуганно вжала голову в плечи, но затем все-таки пересилила себя и посмотрела на небо. На фоне пылающих звезд бесшумно скользил очерченный лунным светом черный силуэт огромной птицы.

«Полярные совы летали настолько тихо, что их жертвы до самого последнего момента не замечали опасности», — с ужасом вспомнила Юля давнее пояснение отца. В тот же миг парящая в небе птица сложила крылья и спикировала к земле. Протоптанную в снегу тропинку вновь пересекла стремительная тень, только теперь ее дополняли лапы с нацеленными на жертву огромными когтями. Юля бросилась в сторону от летящей на нее гигантской тени, но стоило ей сойти с тропинки, как она провалилась по пояс и отчаянно забарахталась в рыхлом снегу. Видимо, это и спасло ей жизнь. Выпущенные когти пронесшегося над нею монстра только скользнули по спине, разорвали болтающийся капюшон и оцарапали шею. Юля с ужасом поняла, что если бы в момент атаки стояла на ногах, то сейчас уже корчилась бы в когтях уносящего ее крылатого чудовища.

Она проводила взглядом исчезнувшего в ночном небе монстра. Но это была только иллюзия. Через мгновение его тень снова появилась на залитом лунным светом снегу — ночная фурия ринулась в новую атаку. Теперь она летела медленно, не спеша выслеживая жертву, — похоже, птица вынесла урок из предыдущей неудачной попытки и больше не повторит ошибки.

«Что же делать?! — взмолилась Юля, с ужасом глядя на приближающуюся к ней черную тень. — Что делать?!»

Беги. Если сумеешь… — раздался в ответ холодный, безжалостный голос, сменившийся оглушительным хохотом.

И она побежала. Побежала, потому что очень хотела жить, хотела помочь Максу, и еще потому, что ничего другого не оставалось.

Никогда в жизни Юля так не бегала. Сердце бешено стучало в груди. Девушка давно сбилась с пути и не представляла, куда бежит, но уже не могла остановиться, потому что твердо знала, если остановится — немедленно умрет. Снежные шапки сугробов, торчащие из снега сваи, остовы сгоревших машин и просто куски ржавого железа, сменяя друг друга, мелькали перед глазами. А по пятам в виде преследующей ее черной крылатой тени неслась смерть.

Внезапно впереди на фоне ярко светящей луны возник темный силуэт берегового маяка, и Юля, не задумываясь, повернула к нему. Маяк — это укрытие, а значит, спасение!

Маяк располагался на вершине почти отвесной скалы, но туда вела узкая тропинка с вырубленными на склоне ступенями. По счастливой случайности ее не занесло снегом, как все остальное вокруг. У Юли промелькнула нелепая мысль, что кто-то специально расчистил тропу для нее, а где-то глубоко в мозгу вспыхнул тревожный огонек, но она не успела обдумать мысль до конца и не заметила робкий сигнал тревоги. И напрасно!

Едва девушка ступила на ведущую к маяку тропу, как земля ушла у нее из-под ног. В тщетной попытке удержаться на ногах Юля всплеснула руками и вдруг с ужасом поняла, что приняла за тропу нависающий над обрывом каменный выступ, а за ступени — пересекающие его многочисленные трещины.

Из горла рванулся запоздалый крик, но его заглушил чужой раскатистый хохот, свист ветра в ушах и грохот осыпающихся камней и кусков отколовшегося льда, устремившихся вслед за сорвавшейся с обрыва девушкой в скальную расщелину.

На Крайнем севере, где почти полгода длится ночь, и столько же времени солнце не заходит за горизонт, постепенно стираются ощущения дня и ночи. Но сейчас, в конце лета, когда солнце всходит и заходит каждые сутки, жители Заставы ложатся спать с наступлением темноты. Такой режим ввел еще прошлый начальник Заставы, и Карп старательно поддерживает его. Но последние две ночи его мучает бессонница и растущая день ото дня тревога.

Карп снял с железной печурки в своей спальне кружку свеже-заваренного брусничного чая и, обхватив ее широкими и морщинистыми, но еще вполне крепкими ладонями, подошел к окну. Даже не окну, а к похожему на узкую бойницу крохотному оконцу с мутным двойным стеклом. Чтобы беречь драгоценное тепло, на севере все окна делают такими крохотными и узкими, и пограничная застава не исключение. В них и при свете дня ничего невозможно разглядеть, а уж ночью — и подавно. Но Карпу не нужно смотреть в окно. Он и так знает, что находится за ним. Слева жилые блоки, напротив сгоревший продсклад, правее него санчасть, ближе к берегу лодочный ангар, за ним защитный частокол. А дальше — только галечный пляж и море, куда два дня назад отправился Седой со своей сборной командой.

Карп отхлебнул из кружки, подержал напиток во рту, чтобы почувствовать аромат брусничных листьев, и лишь после этого проглотил. Хороший чай. А с учетом того, что настоящая чайная заварка закончилась много лет назад, — просто отличный! Он отпил еще глоток, но на душе не стало легче. Скорее наоборот. Присев на топчан, служивший ему постелью, Карп уставился в темное окно. Снаружи ни одного огня. Неудивительно, все спят. А вот Седому и тем, кто с ним, сейчас, скорее всего, не до сна. Последние дни и особенно две последние ночи Карпа не покидало ощущение, что с его старым другом и отправившимися вместе с ним на север людьми случилась беда. Начальник Заставы не мог взять в толк, как и почему у него возникло это чувство, но оно крепло в нем день ото дня.

Может, всему виной пугающие и необъяснимые события последних дней: трагическая смерть Сергеича, поджог продсклада, жестокие и расчетливые убийства Ванойты и Башки? Может, все дело в этом? Но нет, его нарастающая тревога связана именно с Седым.

Седой… Последние дни он ходил, будто сам не свой. Карп вспомнил землистый цвет лица Седого и натянувшуюся на его скулах кожу, когда они прощались на берегу. При этом Седой отнюдь не выглядел больным. Наоборот, в нем кипела энергия. Он буквально рвался отправиться в найденный им и его охотниками заброшенный поселок. Таким нетерпеливым Карп не видел своего друга с тех пор, как они вместе работали на полярной исследовательской станции. Да и в молодости Седой, надо сказать, никогда не проявлял нетерпения. Напротив, его всегда отличали спокойная, вдумчивая взвешенность и рассудительность. Что же так потянуло его на север? Может, это место, ядерный полигон «Северный», как-то повлияло на него?

Сам Карп побывал на полигоне «Северный» за два года до опустошившей землю мировой войны. Туда направлялась научная экспедиция какого-то закрытого новосибирского исследовательского биологического института. Новосибирским ученым-биологам потребовалась помощь квалифицированного климатолога, и они забрали его по пути с мыса Меньшикова. Будущий Карп, а тогда еще доцент Карпатьев, не возражал.