Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Поздно, батя, пить боржом, когда печень отвалилась, – пробормотал я скорее себе, чем собеседнику.
Однако он услышал.
– Ну, ты прав в чем-то. Но знаешь: одно дело друга подставить, а другое совсем – бросить его умирать одного. А он ведь на меня надеялся! Ждал до последнего… Э эх, – он махнул рукой, – да что говорить! Подонок я и совершил подонство. Это-то меня и буравило постоянно. Так, бывало, прихватит иногда, кажется – вовек не отмоюсь! На кладбище к нему приезжал каждый год, букет клал, стоял, как положено, со скорбной рожей… И казалось мне, веришь, что каждый проходящий мимо человек так и норовит ткнуть в меня пальцем: «смотрите, он друга предал!» Да будь они прокляты эти бабки!
Вакханалия самокритики мне надоела. Я грубо оборвал его:
– Трогательная история. Одно не понятно: при чем здесь паровоз?
«Бомж»-банкир тряхнул головой негодующе, словно говоря: «нет, ну вы посмотрите, какой тупица попался!»
– А я тебе о чем толкую! Как-то по пьянке в одном кабаке нажаловался я случайному собеседнику про свои горести. А это Каин и был. Если ты про него не слышал, объяснить будет сложно, кто он такой. Просто уясни для себя, что этот парень решает проблемы. Любые. И методы у него… – он крутанул в воздухе пальцами, – такие, что по второму разу обратиться – тысячу раз подумаешь. Он-то мне и предложил Исправника. Это не просто игрушка…
Его рука ласково погладила паровозик, потом неожиданно крепко стиснула так, что побелели костяшки пальцев.
– Осторож… – вскинулся было я.
– Не боись. Эта штука не ломается. Кто его сделал, когда – неизвестно. Каин сказал, что при нем уже шестеро Исправником пользовались, первый откуда-то из Европы его привез. То ли из Венгрии, то ли из Италии… не помню. Вещица вроде с виду неказистая, а вот такие проблемы, типа той, что я тебе расписал, решает. Легко и непринужденно.
– В смысле? – Я даже растерялся.
– Всё просто. Надо только в голове держать тот случай, который заново переиграть хочешь, да катнуть его пару раз, вот так… – он показал как, – и все дела. Как действует – не спрашивай, не знаю. Просто выходит задним числом, что в тот день, когда всё закрутилось, ты по-иному поступил. Ну, вроде как второй шанс получаешь… А третьего не будет – Исправник по такому принципу работает: один человек – одна попытка. Потом чего хочешь с ним делай – по столу катай, об стену стучи… ноль реакции. А другому передаешь – снова работает.
– И ты что же? Исправил?.. – недоверчиво спросил я.
Он хмыкнул.
– А то ты не видишь? Сработало, мать его через корыто! Только… лучше б не работало…
– Что-то не так?
– Всё не так, едри тя в корень! Всё! Как дело-то было? Вспомнил я тот день, ну, заседание совета, представил во всех подробностях и… того… катнул паровозик. Никаких внешних эффектов, я тебе скажу, ничего. Просто в голове помутилось немного и всё… В себя пришел, плюнул – падла, думаю, не сработало. Купил меня Каин своими басенками, купил, как пацана. Сунул паровозик в карман, да и в банк засобирался. Спускаюсь вниз – машины нет… Думаю, что за дела? Уехал Сергуня, водила мой, бомбить, что ли? Ну, погоди, гаденыш, вернись мне только! Плюнул, пошел тачку ловить – и тут облом! Бабок нет! По карманам еле на метро наскреб… Приезжаю, а охрана меня не пускает. Не велено, говорит, личный приказ Виктора Сергеича. Кого?! Тут уж я озверел. Не зря в погранах служил, дети они все против меня – раскидал сопляков, наверх прорвался. А там – Витюха мой сидит и спокойненько так говорит: что ты, мол, Леха, ерепенишься? Всё уже сто раз обговорено, долю я твою выкупил? Выкупил. Акции ты передал? Чего ж ты еще хочешь?
– В смысле? – не понял я. – Он что, живой теперь?
– Живее нас. Я потом кое с кем парой слов перекинулся, выяснил. Расклад такой получился: Витюха благополучно кризис пережил, состояньице потом еще приумножил, и однажды пришла ему в голову свежая мысля. А зачем, собственно, ему, такому умному и деловому, нужен какой-то там Леха? Всё дело только тормозит, хватки у него – ноль. С чего бы он мне сдался? Ну, и начал дружок мой веселую игру. Втихаря выкупил мою долю, акции на себя перевел и однажды ясным утром указал своему старому другу-приятелю, сиречь мне, на дверь. Без копейки меня оставил, паскуда. Только то, что на мне было… и всё. Даже хату мою забрал за долги – поперся я домой, а там печати висят. Такие дела…
Слишком уж всё это было как-то фантастично, нереально, чтобы быть правдой. Я хотел было рассмеяться, пальцем у виска покрутить, сделать что-нибудь этакое, чтобы ему сразу стало понятно: не удалось тебе меня провести! Ишь, нашел мишень для розыгрышей. Но что-то в его облике заставило меня задуматься. Золотой «ролекс», ботинки от «Гуччи» и вдруг – обтрепанный плащ и грязная рубаха… как-то всё это не вязалось друг с другом. А вдруг всё правда?
– Вижу, не веришь. Не могу тебя винить, я бы тоже не поверил.
– Да нет, я…
– Не веришь, не веришь… В лучшем случае сомневаешься, куда бежать – в психушку или в ментуру. Только мне твоя вера без надобности. Я тебя предупреждал – надо оно тебе? Ты решил по-своему. Теперь думай сам. А если захочешь проверить – вот он, Исправник, бери. Так уж и быть, отдам за десятку…
Я задумался. Эх, Катька… Если б я тогда не вызверился на тебя, кто знает, где бы мы сейчас были. Помнишь, как мы мечтали: белое платье со шлейфом, лимузин метров в двадцать, Кипр, Майорка… Может, попробовать? Что я теряю?..
Леха неожиданно протянул мне Исправника:
– Подержи в руках, сожми… Говорят, помогает иногда.
Я, словно зачарованный, подчинился, взял из его рук паровозик, цепко обхватил пальцами…
– Папа, папа пришел! – звенел за дверью радостный детский голос.
Я провернул ключ и распахнул тяжелую железную створку. Тут же на меня набросился паренек лет шести, с гиканьем обхватил мою шею руками и что было сил завопил:
– Мама! Папка пришел!
Мой сын? Мой?
В прихожей появилась Катька. Я остолбенело уставился на нее. Она изменилась – немного располнела, перекрасила волосы. Но, черт возьми, как она прекрасна была сейчас вот такая, домашняя, в коротеньком халатике, румяная от кухонного жара!
– Привет! – В этом слове не было ничего наигранного, никакой искусственности, просто тихая, спокойная радость, что пришел домой ОН, что будет теперь весь вечер и никуда не уйдет.
– Папка, – снова обратил на себя внимание сын, – а ты купил мне паровоз? Ты обещал!
Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Вокруг тот же переход, тот же неумолчный шум московской подземки. В руке – простая игрушка, под пальцами ощущается грубый, шероховатый пластик.
– Ну что? – спросил Леха. – Видел?
– Что?
– Вариант.
– Наверное… Точно не знаю. Я… я, пожалуй, возьму его…
Сзади донесся зычный голос, прямо-таки иерихонская труба: