Я вздохнул, и занял предложенное кресло.

– Кто ты, Гриша? – безо всякого перехода начал Коммодор.

Моё сердце пустилось в галоп, ладони мгновенно вспотели. Наверно, подсознательно я ждал этого разговора: невозможно скрывать свою истинную природу вечно. Но только что делать сейчас? Рассказать правду? И что со мной будет? Дурка вместо полигона? Или, что еще хуже – лаборатория и пожизненная изоляция?

Эти мысли за секунду пронеслись в моей голове, пока я обдумывал ответ.

– Думаю, ты и сам этого не понимаешь, – Волк покачал головой.

Я, уже набрав было в грудь воздуха для ответа, медленно выдохнул, и стал ждать продолжения.

– Ты ставишь в тупик весь научный корпус нашего родного мира, – продолжал Волк, – твои реакции выходят далеко за пределы теоретически программируемых на генетическом уровне. Твои навыки уникальны. Твои приемы борьбы неизвестны науке. И что нам с этим делать? – он вздохнул, и пристально поглядел на меня. Почесал переносицу, потом продолжил: – извини, парень. Ты, конечно, не можешь понимать, что с тобой происходит. Знаешь. А поначалу мы подозревали в тебе хитрого агента – конструкта, засланного фаэтонцами, хоть наша разведка и была совершенно убеждена, что они не доросли до такого уровня технологий. Одно дело – создать человека, способного жить в условиях высокой гравитации, и совсем другое – создать шпиона, идеально имитирующего амнезию, но затем демонстрирующего невиданные навыки… что-то не сходится, верно?

– Если ты считаешь, что я могу представлять опасность – дай команду меня изолировать. Отправить на орбиту. Уничтожить, в конце концов, – я продолжал играть. Говорил то, что должен был бы сказать марсианский боевой конструкт.

– Нет-нет, – Волк покачал головой, – мы совершенно уверены, что ты наш. Иначе ты бы не дошёл до уровня полигона. Но остаётся открытым вопрос, что с тобой произошло там, в космосе. Не поверишь – но даже некоторые наши ученые всерьез считают, что ты подвергся некому скрытому воздействую эгрегора культа Ареса. Что тебя коснулся сам бог войны. И дал тебе новые силы.

Я осенил себя знаменем Пики (Кай научил).

– Вот-вот, – Коммодор грустно усмехнулся, – в общем, просьба к тебе. Если вдруг у тебя самого есть какое-то… скажем, объяснение тому, что с тобой происходит – поделись. Договорились?

– Принято, Коммодор, – снова по уставу ответил я, и уже собрался было подняться, но Волк остановил меня жестом.

– А теперь о главном. Ради чего я послал за тобой, несмотря на заслуженное увольнение.

– Служу планете и Аресу! – повторил я.

– Гриша… – он снова вздохнул, – скажу прямо: мы в отчаянии. Есть серьезный риск, что наши враги могут получить подавляющее преимущество. Мы почти опоздали, но еще остается крохотный шанс, небольшое окно возможностей, чтобы обратить ситуацию в свою пользу. И после сегодняшнего полигона я могу сказать: ты дал надежду не только мне. Ты дал надежду всему нашему миру.

Он осенил себя знаменем Пики.

Повинуясь жесту Коммодора, в кабинете притух свет. На стене загорелся информационный монитор со схематическим изображением Солнечной системы.

– То, что я сейчас расскажу – это закрытая информация. Не для сетей общего пользования, – сказал Волк, потом поднялся из-за стола, и прошёлся по кабинету. Я повинуясь требованиям воинского этикета, тоже встал.

– Давно известно, что нашу систему неоднократно посещали внешние цивилизации. Они оставили многочисленные следы своей работы и вмешательства, – по мере того, как он говорил, схема покрывалась синими значками со схематическим изображением найденных следов, датой обнаружения и названием марсианского зонда, сделавшего открытие, – некоторые, очевидно, прилетали за определенными ресурсами. Некоторые – с чисто исследовательскими целями. Технологическая ценность останков, как правило, была очень низкой из-за плохой сохранности. Но кое-что нам все-таки удалось использовать. Например, белковые синтезаторы, покончившие с хищнической эксплуатацией биосферы планеты – результат исследования космических археологов. Ты не знал?

– Нет, – ответил я.

– Не удивительно. Эта информация всё еще имеет статус закрытой, – Коммодор почесал затылок, и вернулся в кресло. Повинуясь его жесту, я тоже сел, – ты, конечно, знаешь, что среди космологов существует научный консенсус насчет того, что наша система имеет искусственное происхождение. Я видел отчет о твоих изысканиях в сети там, в госпитале.

– Знаю, – подтвердил я.

– Вот тебе дополнительная информация. Наши ученые считают, что наша система не просто создана искусственно. Она не завершена. И, очень вероятно, сделана не вполне так, как было задумано изначально. Например, ученые вычислили, что разумные цивилизации на внутренних планетах не должны были появляться одновременно, как случилось с нами и фаэтонцами. Одни должны были появляться последовательно, с интервалом около ста миллионов лет. Но, как говориться, что-то пошло не так. Мы очень долго пытались вычислить – что именно, и чем нам это грозит. Найти следы не просто внешних визитеров – а создателей системы. И около пяти лет назад нам это удалось.

Коммодор взмахнул рукой, и экран снова ожил. Изображение Венеры постепенно увеличивалось, пока не заняло все поле зрение.

– Как я сказал, пять лет назад наш зонд, предназначенный для гравитационного сканирования Венеры обнаружил некую аномалию, – изображение на экране снова увеличилось; вид из космоса сменился видом, который наблюдают пилоты высотных атмосферных истребителей, – ученые поначалу не придали этому большого значения – такие аномалии не редкость на планетах с высокой тектонической активностью. Но зонд висел на орбите достаточно долго, чтобы проследить повторяющиеся циклы аномалии. Что было необычно для естественного образования. Нам сильно повезло – аппарат имел два спускаемых микро-зонда, которые мы планировали использовать для анализа глубинного состава венерианского океана. Но, с учетом обстоятельств, их перепрограммировали для другого применения. И тогда они обнаружили вот это.

На экране появилось изображение, сделанное, очевидно, с венерианской поверхности. Яркая зелень многоярусных джунглей росла так плотно, что почти закрывала небо. Свет тут был сумеречно-салатовым, что, однако, не мешало разглядеть одну очень интересную деталь рельефа. Прямо перед камерой был огромный водопад, высотой метров пятьдесят, не меньше. На первый взгляд ничего необычного: скала как скала. Но низвергающийся поток воды был слишком правильным. Прямым. Словно в каком-то исполинском городском фонтане, а не в джунглях.

Камера еще сильнее приблизилась. Сквозь сплошной ковер зелени, мха, лишайников и перегноя, кое-где поблёскивал голубоватый металл – там, где слои отложений размыла вода. Изображение приблизилось еще сильнее, сфокусировавшись на водопаде. А потом, должно быть, система включила какие-то фильтры, блики исчезли, и поток воды стал совершенно прозрачным. Примерно на середине высоты водопада, на странном материале, похожем на голубоватый металл, был выгравирован символ, который мне уже приходилось видеть. Я не сразу сообразил – где и когда, а, когда понял, замер, стараясь не выдать своей реакции. Это была та самая ломаная спираль, которую мы видели на обратной стороне Луны. Только в гораздо меньшем масштабе, разумеется.