Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Аля…
– Дима, пожалуйста… Просто уйди. Забудь.
Для пущей убедительности распахиваю дверь перед ним, а сама отхожу на безопасное расстояние.
Короткий прощальный взгляд глаза в глаза. Острая безысходность, вгрызающаяся в плоть своими смертельными зубами. Сгущающееся напряжение, неимоверная тяжесть. Я не выдерживаю. Опускаю веки и отворачиваюсь.
Слышу, как гулким эхом отдаются его удаляющиеся шаги по лестничной площадке. Нахожу в себе силы запереться на все замки и кое-как доползти до постели, тут же рухнув на неё. Мия бесшумно дышит на своей детской кровати в двух метрах от меня. Такая похожая на своего отца…
Моего мучителя, похитителя, насильника…
К которому я испытываю нечто необъяснимое.
Ну, привет, что ли, мой стокгольмский синдром…
Глава 23
Гузель снимает мерки, ей кажется, я с прошлого раза похудела. Ее посетила мысль вновь сделать нам с Мией одинаковые платья, а после новости о том, что Дима организовал нечто грандиозное за городом, куда съедется огромное количество народу, и вовсе загорелась энтузиазмом сотворить нечто особенное.
Признаться, мне было все равно. Точнее, не до того. Я уже неделю пребывала в немом коконе, почти не говорила, не контактировала, не жила. Все делала механически – работа, дом, даже дочь.
После памятной ночи с признанием очевидных истин я просто не в себе. Заглянув куда-то внутрь и осознав, что третьего…и даже второго попросту не дано, и это – стокгольмский синдром во всей своей красе, изрядно ужаснулась. Как? Бога ради, как так вышло, что я испытываю к нему влечение, даже если всегда избегаю?.. Неужели наша, точнее, моя ментальная связь с ним была настолько сильна, что ее ростки хранились в душе столько лет и начали цвести после неожиданной встречи? Получается, я все же…слаба и никчемна, раз не смогла пережить по-настоящему?..
Ведь всё ясно, как Божий день: обоюдная защитно-бессознательная симпатия. Я, как и положено в таком случае, находясь под воздействием сильного стресса (пусть и пыталась его контролировать), сочувствовала Диме, его утрате, оправдывала, облагораживала. И пусть ученые твердят, что это вполне адекватная реакция человека на травмирующее психику событие, выходящее из ряда вон, а не парадокс, заставляющий удивляться, я все равно в ошеломлении! Говорят, причина в том, что жертва и преступник долго находятся вместе наедине, отчего и возникает психологический контакт, подталкивающий заложника понимать мотивы захватчика, проявлять сострадание и соглашаться с его убеждениями. Грубо говоря, переметнуться на сторону мучителя. Общеизвестно, что избавиться от этого синдрома полностью достаточно тяжело, а проявляется он, как правило, уже после минимальных трех суток вместе. Мы провели двадцать один день. Достаточно, чтобы это нечто переросло в привычку и вжилось в тебя…
Это гложет меня вот уже неделю, я не могу смотреть Диме в глаза, когда он проходит к дочери. Сбегаю, прячусь, как малолетка то в спальне, то в кухне. Ограничиваюсь короткими репликами и стараюсь придерживаться максимальной дистанции. С друзьями говорить об этом не могу, на все вопросы отвечаю, что раздумываю над отношениями с Гариком.
В принципе, я не лгу, всего лишь не договариваю…
С Гариком мы увиделись на следующий день, и мне показалось, он искренне раскаивается, яро прося прощение. А я пыталась втолковать мужчине то, что, думалось, ему и так известно: я не легкомысленная девчонка, не свободная в своих желаниях девушка и даже больше – в какой-то степени ханжа. Но именно того, что касается лично меня. То есть, спать с мужчиной без обязательств или вне брака – недопустимо в системе моих ценностей. А ведь я почти пошла на этот шаг…но его дурацкое предложение с отелем все загубило.
А теперь всё стало в разы сложнее. После этих душераздирающих осознаний и сокрушительных признаний самой себе…я даже не знаю, что делать дальше. Живу пока что на автомате и взываю к когда-то уравновешенной и очень рассудительной Алмаст…
Но, кажется, я запихнула ее действительно очень далеко, потому что спустя еще дней пять-шесть вдруг зажглась «гениальной» идеей, уж никак не вписывающейся во здравомыслие. Приняв очередное приглашение Аванесова, завалилась к Зельке и потребовала показать какое-нибудь открытое сногсшибательное платье.
Чтоб разом уничтожить в себе все сомнения. Не дать развиться этому сгустку, набрать обороты и побороть меня.
Нельзя испытывать хоть что-то к чужим мужьям! К своим насильникам! Это противоестественно и…короче, утопия.
Я больше не думала. Я теперь действовала.
Что там делают женщины, собирающиеся переспать с мужчиной?..
Бреют ноги, наносят маски, увлажняются, достают чулки и сексапильное белье. Первый пункт за ненадобностью отметаем, второй – тоже отметаем за неимением. К третьему я подхожу основательно после контрастного душа, чтобы немного успокоить возбужденное своей же смелостью сознание. Чулки я купила накануне впервые в жизни, ибо раньше желания кого-то впечатлить не возникало. Натягивала их с особой тщательностью, затем закрепила поясом с подвязками. Оглядела свои конечности и окончательно осознала, что я какая-то не такая, потому как ничего особенного и сексуального в оголенных бедрах, продолжающихся в голенях с темным капроновым слоем, просто не замечаю! И отчего все так сходят с ума?..
Сегодня и узнаю.
Передёргивает.
А вот после того, как облачаюсь в очередной шедевр Гузели, цепенею, вглядываясь в свое отражение. С легким макияжем и собранными в простую строгую прическу волосами платье-трампет делает меня…красивой? Оно насыщенного цвета марсала, плотно обтягивает фигуру до самых колен, повторяя каждый мизерный изгиб, а дальше расширяется до пола, подобно рыбьему хвосту. Плечи открыты, подчеркивая изящность, грудь прикрыта, но явственно выделается под тканью. Очень эффектно. Мне даже ни капли не стыдно, что это чья-то чужая вещь, которую я тайком беру на один раз. Угрызения совести стоят того, чтобы видеть в отражении такую красоту.
Единственная проблема – вырез, он совсем чуть-чуть выше колена, но любой широкий шаг по неосторожности может привести к образованию складок, которые подкинут низ выше, и окружающие заметят край чулка. Даже подумываю о том, чтобы снять их, кручусь, чтобы понять степень открытости и масштаб катастрофы при всех раскладах. И…в принципе, ничего! Пустяк! Ругаю себя за то, что так легко готова дать заднюю. Подумаешь! Сантиметр кожи…и то – не факт, я буду идти медленно и аккуратно…
Внутри все полыхает. Ощущение несправедливости контрастов давит: почему вокруг так обыденно, когда как я собралась на отчаянно несвойственный поступок? Не знаю, чего жду. Явно не красной дорожки и фанфар. Но…какой-то устойчивой точки,