— Гм, — сказал я, — а вы?

Личфильд развел руками.

— Сами видите. Я впечатлен. Весьма впечатлен. Я просто не думал, что кто-то может быть великим воином и… магом! Такое встречалось только в старых легендах, но кто поручится, что там все правда?.. Во всяком случае можете считать меня среди своих восхищенных поклонников.

Я зевнул и сказал скромно:

— Спасибо. Видимо, пришло время все-таки заснуть. На сон грядущий вредно наедаться жизнью.

Он поклонился.

— Спокойных снов, ваше высочество. День без ссор — крепкий сон. Спите сном праведника!

— Разве, — пробормотал я, — праведник может спать спокойно?

С утра я принимал разведчиков Норберта, рассказывающих о движении войск Мунтвига, их снаряжении, экипировке, воинской выучке, соотношении конных и пеших, что еще лучше я мог бы им рассказать сам, томился и ждал подхода своей армии, что идет навстречу Мунтвигу тоже тремя гигантскими клиньями.

Личфильд проводил все дни в высокой башне, по ночам остроконечную крышу охватывало зловеще-багровое сияние, и с опускающихся туч время от времени в самый шпиль била ослепительная молния.

Леди Квиллиона Шелкоперая, изредка встречаясь со мной, явно сдерживает смех, рвущийся из нее, опускает голову и проскальзывает мимо.

Однажды я успел ухватить ее за руку, кисть покрыта царапинами и ссадинами, не говоря уже о кровоподтеке у плеча. Она резко обернулась с таким видом, что вот-вот ударит или зашипит по-кошачьи и прыгнет мне в лицо.

Я от неожиданности тут же выпустил, но успел спросить:

— Что с вами, леди Квиллиона?

Она ответила дерзко:

— Ничего, милорд. Все в порядке, милорд! Наслаждайтесь жизнью, милорд.

— А чего ржешь? — спросил я сердито. — Что во мне не так?..

Она пыталась удержать лицо серьезным, но фыркнула так, что из обоих ноздрей вздулись полупрозрачные пузыри соплей и едва не вылетели ей на грудь.

Смутившись, она быстро вытерла лицо платком, но тут же расхохоталась:

— Ой, не могу!.. Как вспомню лицо Амоны…

— Это кто?

Она с широчайшей улыбкой на лице всмотрелась в мои глаза.

— Ах да, вы даже имени не спросили?

— Это кто, — поинтересовался я, — та раскованная леди, что пришла к одинокому мужчине в спальню?

Она скривила личико в насмешливой гримаске.

— Ах-ах, вы такой скромный?.. Но ее можно понять. Маг Личфильд убеждал нас стать его помощницами, вот Амона и решила сперва накопить в себе магическую силу…

— Понял, — сказал я. — А ты?

— У меня ее достаточно, — заявила она нагло, — мне осталось только мастерство немного подшлифовать.

В этот же день, обходя внизу крепость, я нечаянно наткнулся на тихий уголок, где вдали от людских глаз она подшлифовывала то, что назвала мастерством.

Похоже, раз за разом повторяет отбрасывающее заклятие, мечтая, как по одному ее жесту громадного и закованного в стальные доспехи противника отшвырнет, как щепку. Понятно, всякий раз отшвыривало ее, хотя заклинание произносила верно, судя по результату.

Понаблюдав, я спустился в дворик и тихонько зашел со спины. Платье уже потрепано и разорвано в двух местах, обнаженные по локти руки в кровоподтеках и царапинах, волосы в беспорядке, а дыхание, как я услышал, уже тяжелое и хриплое, как у загнанной лошади.

— Передохни, — сказал я мягко.

Она резко обернулась, делая обеими руками отбрасывающий жест. Меня мягко толкнуло в грудь, а она сама брыкнулась на спину и смешно перевернулась через голову.

Я подбежал, помог подняться, она охнула на подвернутой ноге и припала к моей груди, но тут же поспешно отстранилась.

— Ну нет, — сказал я и прижал ее хрупкое тело к своему сильнее, чувствуя понятную сладость. — Переведи дух, а то вся магия из тебя уйдет навеки.

Она спросила хриплым шепотом:

— Так бывает?

— Конечно, — заверил я. — Надорвешься, из тебя и… выпадет. Женщинам нельзя поднимать тяжелое.

— Я все делала правильно, — прошептала она мне в грудь, — и я чувствовала, что из меня исходит сила.

— После чего усталость, — продолжил я, — и разбитость на остаток дня?

— Да…

— Тогда все верно…

Она прошептала:

— Но ссадины… царапины… смотри…

Я взглянул и озадаченно присвистнул. Руки покрыты мелкими и едва заметными значками, явно сама старательно рисует на всех местах тела, куда дотягивается, а любая царапина на этом месте нарушает, а то и вовсе стирает значки вместе с клоком кожи.

— Не уверен, — пробормотал я, — что они нужны. Давай я отнесу тебя в дом?

Она сказала слабо:

— Я сама…

— Но я провожу, — сказал я настойчиво.

Она не стала спорить, когда я отвел ее в свои покои, залечил ссадины и кровоподтеки, что, конечно, значки не восстановило. Чувствуя прилив сил, она посмотрела озадаченно.

— Вы… маг, ваше высочество?

— Я паладин, — пояснил я с важностью. — А паладинам дана способность залечивать небольшие раны соратников. А так как я паладин неважный, то и раны залечиваю… неважно.

— Все прекрасно, — сказала она с энтузиазмом. — На мне все зажило!

— Это были не раны, — сказал я скромно. — Давай пока подкрепись, а я выскажу дилетантское предположение, что и в магии срабатывают простейшие фундаментальные законы. Понимаешь? Ну не может женщина с весом ангорской козы отшвыривать мужика в двести фунтов, а в доспехах — в двести пятьдесят. А магией или кулаками — неважно.

Она машинально брала деликатесы, что я ей, бесстыдно хвастаясь, подкладываю на тарелку, лопала, не глядя, тоже мне женщина, глаза стали отчаянными.

— А что делать? — вскрикнула она жалобно.

Я пожал плечами.

— Ну, сперва прислониться к стене. Или к дереву, если в лесу.

— А в степи?

— А что, других заклятий не знаешь?

Она окрысилась, сказала злобно:

— Я только это пять лет учила!

— В степи и пустынях попробуй другой способ, — предложил я. — Универсальный.

— Какой?

— Повернуться и удирать.

Она почти зашипела, как разъяренная кошка, глаза моментально стали злыми.

— Я не хочу бежать!

— Кто не бежит, — сказал я, — тот красиво погибает. Часто — со славой. Кто бежит — может вернуться позже и победить противника. Два равных варианта на выбор. И всегда не прав тот, кто гордо говорит, что у него не было выбора.