Эвремар возникла рядом бесшумно, как индеец. Денис даже вздрогнул, когда эльфийка сказала:

— Нужна веревка.

— Я там бросил… — Денис показал подбородком в сторону дерева. — Он что, жив?

— Жив… и, возможно, опасен. Подожди.

Эвремар скользнула прочь, а Денис с кувшинчиком поковылял дальше.

Пленница уже очнулась и теперь сидела, скрестив ноги и выпрямившись. Она смотрела прямо перед собой.

Денис плюхнулся рядом с ней.

— Тебе получше? — спросил он.

Она не ответила. Молча шевелила пальцами, то сжимая их в кулак, то разжимая. Где-то Денис уже видел это нервное движение. Совсем недавно… У какого-то другого человека. Странные вещи творятся в подлунном мире.

Вернулась Эвремар, спокойная, деловитая.

Денис поднял голову, показал ей, чтобы садилась рядом, и подал кувшинчик.

— Нужны деликатные и ловкие женские пальчики, — сообщил Денис.

Эвремар взяла маленький сосудик, повертела на ладони.

— Что это такое?

— Понятия не имею. Нашел в реке. Там внутри какая-то штука, а мне не вытащить.

— Ясно.

Эвремар положила кувшинчик на землю и рукояткой кинжала разбила его. Среди черепков действительно обнаружился кусочек кожи, исчирканный письменами. Ни Денис, ни Эвремар читать не умели, поэтому они только переглянулись и пожали плечами.

Луна озаряла их с беспощадной яркостью: двое воинов, опаздывающих на дежурство, безмолвная полуобнаженная женщина рядом с ними, разбитый кувшин и какое-то письмо, которое ни один из них не в состоянии понять.

«По-моему, мы выглядим глупо, — подумал Денис. — Но все равно ужасно здорово».

Эвремар сказала:

— Это нужно показать защитнице Гонэл.

— Ага, — обрадовался Денис. Наконец-то принято некое решение! — Вот ты и покажи.

— Нет, — покачала головой Эвремар.

Денис застыл.

— Как это? — пробормотал он.

— Пойдешь ты, — сказала Эвремар. — Я останусь с этими, — она кивнула на обоих пленников.

— Послушай, Эвремар… Ну… — сказал Денис. — Как-то неудобно.

Эльфийка устремила на него взгляд ледяных глаз.

— Что именно неудобно?

— Ну, Гонэл сейчас спит…

— Разбудишь. Дело важное.

— Ну, она… как бы это точнее… Ну, она ведь женщина, — отважился Денис.

— Здесь творились нехорошие вещи, — отозвалась, помолчав, Эвремар. — Ты сам видел. Я эльфийка. Мне проще противиться этому. — Она показала на связанного человека, окровавленного, скорчившегося на земле — не то от боли, не то потому, что Эвремар неудобно его связала. — Кем бы он ни был, меня ему не одолеть. А ты…

— Знаю, — оборвал Денис. — Можешь не заканчивать, сам знаю, сто раз слышал. Я человек, я слаб и падок на соблазны. У меня есть свобода выбора, я могу выбрать зло вместо добра, бла-бла-бла, в общем — я пошел. Вломлюсь в спальню к хозяйке замка и застану ее в кроватке тепленькой. И если она после этого не повесит меня на стене в назидание всем прочим, то…

— Бла-бла-бла, — сказала Эвремар. — Хватит молоть языком, ступай уж.

* * *

Денис медленно поднимался по лестнице. С каждой ступенькой нога болела все сильнее. Возможно, склонность людей поддаваться соблазнам и идти на поводу у зла сильно преувеличена. Не исключено, что это свойство людей вообще было придумано эльфами — специально для того, чтобы им самим не подниматься среди ночи по крутым лестницам на самый верхний этаж башни.

Минуя оружейный склад, Денис начал рисовать в уме следующую заманчивую картину. Положим, он добредет до среднего этажа — ну, если не рухнет по дороге. Дверей там нет, можно будет просто ввалиться к прекрасным фрейлинам, схватиться руками за занавеси, которые заменяют им стены, и рухнуть на пол. Вместе с тряпками. Тряпки необходимы, потому что они белые и кровь на них будет лучше заметна.

Поднимется суета. Разбуженные эльфийки, полуобнаженные, дивные, как ангелы, будут суетиться вокруг раненого воина, подавать ему воду, молоко, всякие сладости, перевяжут ему плечо и ногу, приложат лед к распухшему горлу… Положат на мягкую постель.

И какая-нибудь из них сжалится над бедным юношей, выслушает его горячечный бред о том, что ему необходимо срочно встретиться с защитницей. Она поверит, все поймет и незамедлительно отправится к госпоже Гонэл. Сама. Избавив Дениса от неловких ситуаций и от кошмарной необходимости карабкаться еще на один этаж.

А уж госпожа Гонэл самолично спустится к Денису. Одетая и готовая для разговора.

Да, все-таки Эвремар права. Слаб человек и склонен поддаваться соблазну. Особенно такому соблазнительному.

Денис постоял немного у покоев фрейлин, поскрежетал зубами, а потом схватился рукой за стену и медленно, точно улитка, пополз выше.

Покои госпожи Гонэл никто не охранял. Защитница считала, что в ее собственном замке в этом нет необходимости. И даже зная о том, что среди ее людей завелся шпион, она не изменила прежнему обычаю.

Раньше Денис восхищался ее мужеством, а теперь проклинал его. Если бы здесь находился страж, можно было бы на него переложить необходимость вламываться в спальню к отдыхающей женщине и что-то там ей докладывать.

А вдруг она не одна?

Вдруг с ней мужчина?

Она красива, полна жизни, ей наверняка время от времени требуется брать к себе в постель какого-нибудь удалого парня… ну, так ведь все крутые тетки делают…

При мысли об этом Дениса прошиб холодный пот. Он сел на ступеньку под дверью и заплакал.

В башне все спали, и ни одна живая душа не слышала, как он всхлипывает на лестнице. Очень хорошо. Болит тут, болит там, дышать тоже больно, в душе — беспросветный ужас.

Самое время умирать.

Он повздыхал еще немного, вытер слезы и тронул дверь в слабой надежде на то, что она заперта.

Дверь тихо отворилась, и Денис оказался в комнате.

Здесь было еще темнее, чем на лестнице. В абсолютном мраке Денис сделал несколько шагов и вдруг наткнулся на что-то медное и гремучее: то были кувшин и таз для умывания, приготовленные с вечера. Вся эта предательская посуда с оглушительным грохотом повалилась на пол, попутно облив Дениса — начиная с живота и ниже.

— Мама! — закричал он, чувствуя, как в душе его лопается какая-то последняя, до предела натянутая струна.

Комната ожила, в углу затеплился огонек лампы. От этого сразу сделалось спокойнее, но Денис все равно тяжело дышал, точно загнанный зверь.

— Кто здесь? — раздался ровный голос Гонэл.

— Я, — сказал Денис. Он боялся расплакаться.