Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что ты с ней сделал? А, мачо? – засмеялась Ольга.
Она вдруг посмотрела на него другими глазами: «Надо же, а он симпатичный, в нем какое-то магическое обаяние есть… Я раньше и не замечала…»
– Оля, то, что я рассказывал про себя там, в лагере, про мою жизнь, про сиротство и улицу – все это правда. Юлька, твой отец и ты изменили мою жизнь… До встречи в лагере я был просто малолетним бомжем, и меня ждала только тюрьма… Но все изменилось…
– Но как же так, почему ты не сказал, что проводник?
– А я знал? Я просто хотел украсть эту бриллиантовую балду, что висела на шее, как его там? Гильша! Все! Просто стырить! – Серый впервые за время их встречи в кафе вышел из себя. Прости, Оль. Надо рассказать все по порядку.
И он начал рассказ…
– То, при каких обстоятельствах я попал в лагерь, ты знаешь. Как я жил до этого и каким был – все правда… Я не сказал только, что видел у Гильша тот блестящий медальон, из-за которого все и произошло… В первый раз я увидел пентаграмму, когда нас, нескольких парней, таких же, как я, беспризорников и малолетних преступников, отправили в башню перетаскивать мебель… И вот я увидел этого самого главного дядьку. Днем-то он выглядел по-человечески, такой голливудский герой, только страшно надменный, на нас не смотрел, с нами не говорил. Все указания через старших по нашему лагерю отдавал… Да, но это не важно.
Короче, я и увидел у него эту бриллиантовую штуку… И все! Глаз оторвать не могу, в мозгу туман, сердце вот-вот из груди выпрыгнет. Так разволновался! Хорошо, что он внимания на нас не обращал, а то бы точно удивился моему виду. Ну вот, вернулись мы в свои бараки, я есть не могу, спать не могу, все думаю об этой штуке… Разум помутился: она должна быть моей! Еле-еле дождался утра, подскочил раньше всех и бегом к помощнику главного по нашему лагерю, что каждое утро работы распределяет. Говорю: мне в башню надо! Работать там хочу! А он посмотрел на меня своими рыбьими глазами и таким же бесцветным голосом отвечает: «Нет, по правилам лагеря нельзя дважды работать в одном и том же месте». Я давай его уговаривать, а он все, не слышит больше. Так получилось, что меня даже и на другие работы в ваш лагерь больше не распределяли. Ну, через несколько дней я вроде бы успокоился, начал соображать трезво. Нет, о медальоне я думать ни на секунду не переставал, крепко он меня держал, да… – Сережа на миг задумался, прервав рассказ, взгляд его был устремлен куда-то в даль.
– Ну, ладно, – очнулся он, – извини, задумался… Так вот, короче, теперь я обдумывал план, как этот медальон стащить, вернуться домой и продать… Да-да, конечно, продать! А зачем он мне, живущему на улице малолетнему мошеннику, у которого уже в карьерном росте все понятно: еще год-два, и тюрьма станет моим домом родным…
Вот если бы продать его! Да за него можно и пол-лимона взять! Вот я бы зажег! Свалил бы в какую-нибудь теплую и мирную страну и зажил бы припеваючи! Конечно, что такое хорошо жить, я еще не знал, и что делать с такими деньгами тоже представления не имел. Но глубоко в душе я понимал, что не смогу с ним расстаться: все – я его раб!
В тот момент у меня не было таких умных и рассудительных друзей, как вы, и поэтому все мои мысли были поглощены планом, как стащить пентаграмму…
Через несколько дней мне удалось за пачку сигарет поменяться с одним пацаном местами работы. Да, да, Юлька тоже так делала, чтобы встретиться с тобой, она мне рассказывала… Пройти в ваш лагерь я смог, попасть в башню тоже, а как же стащить медальон с шеи Гильша и как потом вернуться домой? Но я не думал о таких деталях, это было не важно. Медальон притягивал меня, я мог думать только о том, чтобы увидеть его, дотронуться до него, наконец, обладать им… Короче, ближе к вечеру я тихонечко проскользнул через маленькую дверь в башне в помещение, напоминающее подсобку, и стал ждать ночи… Я думал, что единственный момент, когда Гильш снимает медальон, это может быть его ночной сон, по крайней мере, я надеялся на это… Осталось только найти спальню и там – пентаграмму… Вот дурак, совсем разум в тот момент помутился, побрякушка эта меня просто заколдовала, – усмехнулся Серый и продолжил рассказ.
– Я дождался, когда наступит полная темнота, и вышел из своего укрытия. Сидя в подсобке, я сквозь замочную скважину заметил, что, когда ушли наши ребята, Альберт, а это был он, не запер главную дверь… Они даже охрану не выставляли! Так расслабились за несколько веков, уверовали, что находятся в полной безопасности и у них нет врагов! Еще я обратил внимание, что Гильш и его подруга, как ее звали? Эстер! Да, я вспомнил! Красотка еще та! Жалко ее, – пошутил парень.
– Короче, прости за лирическое отступление… Так вот, они из башни не выходили, значит, есть шанс выкрасть медальон. Осталось только найти спальню этого парня. Я вышел из своего укрытия. Глаза к темноте уже привыкли, и я пошел к двери, ведущей в подвал. Сперва мне показалось, что в башне полная тишина, но, осторожно спускаясь вниз по каменным ступеням, я стал различать множество звуков: стоны, плач, резкие неприятные голоса… Мурашки покрыли все тело, ноги и руки тряслись, но я упорно шел на поиски медальона. Надо было развернуться и бежать, что есть сил, ан нет, он звал меня, завладел моей волей… Вот, наконец, я различил слабый свет. На площадке были две старые, деревянные двери. Они не были плотно закрыты, и поэтому я мог различить, кто там находится. В одной из комнат я увидел Альберта и сидящего спиной ко мне человека, чье лицо скрывали бесформенная мантия и огромный капюшон. Но вскоре Альберт обратился к своему собеседнику: «Послушайте, госпожа! Надо попробовать убедить господина, что нужен запасной вариант. Нельзя все ставить на одного человека…»
Лица Эстер я не видел и, что она ему ответила, тоже не понял, удивился только каким-то жутким звукам, исходящим из их комнаты, но никак не мог связать их с прекрасной женщиной… Моя цель – Гильш, но его нет рядом с Альбертом и Эстер. Возможно, он в соседней комнате? Я неслышно подошел к следующей двери… Мое нетерпение и волнение были так велики и цель так близка, что разум отказался работать. Я просто открыл дверь и вошел в комнату. Слабый свет шел от единственной свечи, стоявшей на старом деревянном столе. В глубине комнаты находились что-то наподобие грубо сколоченных нар, покрытых только какой-то темной тканью… На нарах лежал человек. Все его тело утопало во множественных складках атласного плаща-мантии, голову и лицо, как и у Эстер, скрывал огромный капюшон, руки у человека были сложены на груди, но сами кисти рук я не видел, они также утопали в материи рукава. Комната была мрачной и темной, и человек, неподвижно лежавший на нарах, почти сливался с темнотой, и для меня существовал здесь только заветный медальон на его груди, наполненный и лунным, и солнечным светом одновременно. Осталось только подойти и взять… Ты удивлена? Да, так просто – подойти и взять! Я окончательно перестал что-либо соображать… Была цель – взять медальон, быть с ним, остальное не имеет значения… Я словно под гипнозом находился.
И вот я медленно протягиваю руку, уже чувствую прохладный металл и острые камни в ладони, тяну на себя и… замираю с медальоном. А снять его как с тела спящего Гильша? Цепь толстая и крепкая. Работа старинная, сделана на совесть, просто так колечки не разогнешь. Стою, как дурак, вцепился в сам круг бриллиантовый, а что делать дальше, не знаю… Хотел попробовать тихонечко через голову Гильша снять, у него капюшон из скользкой ткани, авось ни за что не зацепится… Так и сделал. Но, как только начал аккуратно цепь поднимать, тут меня за руки и схватили эти клешни! Ужас! Помнишь их лапы? Даже руками не назовешь! Ледяные, покрытые то ли чешуей, то ли просто старая шкура слезает, с длинными черными ногтями! Я от страха остолбенел, даже вырываться не пытаюсь… И смех вдруг такой раздается из-под капюшона, пенопластом по стеклу – так райской музыкой покажется! Да что я тебе рассказываю, сама знаешь… Такое забыть невозможно! Короче, вдруг смех резко прекращается, Человек… да какой человек… «Ящер» этот облезлый, как Юлька хорошо придумала их назвать, вдруг резко садится, капюшон соскальзывает с его головы, и ты представляешь, что я там увидел и какой шок испытал! Всего в нескольких сантиметрах от моего лица вместо до тошноты красивого и мужественного лица Гильша я увидел такого монстра, что все страшилки Голливуда померкли перед ним… Но странное дело, на этом так называемом лице я увидел что-то, напоминающее изумление.