Тишина повисла в воздухе. Было слышно, как тикают ходики на кухне. Кудрин сделал паузу, выжидал.

— Ну а еще что-нибудь ценного нашел ваш отец в том овраге? — спросил он.

— Нет, больше ничего, как он рассказывал — целый час там копался впустую, — ответил Вячеслав.

— Так вот, — продолжал он, — когда отец показал эту монету Свирскому, а она была в медальоне, висевшем у отца на шее, — то он стал уговаривать отца продать ее ему за любые деньги, но отец отказал ему. Он тогда сказал Свирскому, что эта находка принадлежит государству, и он планирует через несколько дней передать ее в музей.

— А почему в медальоне он носил монету? — спросил Евгений Сергеевич.

— Как отец мне тогда сказал, — ответил Вячеслав, — из-за ее ценности и уникальности он боялся ее потерять и вообще оставлять дома.

— И чем же закончилась их встреча? — спросил Кудрин.

— Нормально, — холодно ответил Гагарин, расстегивая и застегивая пуговичку на вороте рубашки, — отца даже довез какой-то человек Свирского до дома на машине.

— Да, — тихо произнес Евгений Сергеевич, — поскольку Свирский был страстным нумизматом и, видимо, прекрасно разбирался в ценах на этом рынке, твой отец, показав ему монету и отказав ему в ее продаже, фактически приговорил себя…

— Так вот когда я в начале июля срочно вылетел в командировку, — продолжил Вячеслав, — буквально через день мне сообщили о трагедии с родителями, но вылететь я не смог из-за нелетной погоды.

— А где вы были? — спросил Евгений Сергеевич.

— Ну, вам скажу, только пусть это останется между нами, — ответил Вячеслав.

Кудрин молча кивнул головой.

— Я был на Байконуре, — сказал он, — и прилетел в Москву только через три дня, а родителей похоронил двоюродный брат отца дядя Леша и все расходы взял на себя. Была кремация, и все, что осталось от родителей, теперь находится в стене Митинского кладбища. Как мне тогда сказали в милиции, это была трагическая случайность, связанная с неисправностью электропроводки в машине, — продолжал Вячеслав, — но это все полная чушь! — Он выпрямился и стал ходить по кухне взад-вперед, рывком открыл форточку, и осень дождем и ветром раскатала, сгладила нависшую печаль. — Я вам сейчас скажу то, чего никто не знает. Отец дружил с соседом по дому — Николаем Семеновичем Рогозиным, который работал следователем в милиции. Они часто играли в шахматы у нас дома, и у них даже было общее хобби — рыбалка. Так вот, дядя Коля присутствовал на похоронах моих родителей и, как я понял, имел отношение к расследованию их гибели. Уже после моего приезда в Москву, где-то дней через пять, мне позвонила его жена и сказала, что дядя Коля утонул, будучи на рыбалке, и попросила меня зайти к ней домой. Когда я пришел к ней, она, всхлипывая, протянула мне какой-то бумажный пакет и сказала, что накануне последней рыбалки ее муж сказал, что, если с ним что-либо случится, этот пакет нужно передать мне. И еще она сказала, что на его работе это квалифицировали как несчастный случай, но она была уверена, что его могли убить, что у него было накануне какое-то странное предчувствие.

Вячеслав вышел в комнату и через несколько минут принес бумажный пакетик. Он вытряхнул содержимое на кухонный стол, и из пакетика выскочили сложенная вдвое бумага и маленькая магнитофонная кассета.

— Читайте, что здесь написано, — сказал Вячеслав и протянул Евгению Сергеевичу этот листок бумаги.

Кудрин взял бумагу в руки и стал вслух читать:

— «Вячеслав, если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет в живых. Твоих родителей убили, сначала выстрелили в голову, а потом сожгли. Не мог тебе сказать раньше из-за тайны следствия; у меня практически были все основания считать, что это был не несчастный случай, и я высказывал на оперативках свое мнение, но без объяснений у меня вдруг забрали это дело и передали другому следователю. Вчера знакомый оперативник мне сказал, что вынесен отказ в возбуждении уголовного дела и что в нем отсутствует акт судебно-медицинского заключения, вместо которого в деле фигурирует ничего не говорящая бумага о факте смерти из медицинского учреждения. И самое главное — убийство твоего отца заказал один негодяй по фамилии Свирский, директор универмага, а непосредственно убивал некий Зайчик по фамилии Прыгунов. Он проходил у нас по нескольким уголовным делам. Его приметы — нос с горбинкой и на правой щеке родинка. Как я понял, речь шла о какой-то ценности, которая хранилась у твоего отца. За этим Свирским мы давно наблюдаем, и как доказательство его причастности к убийству твоих родителей прилагаю запись его разговора с Прыгуновым. Эту кассету мне передали ребята из уголовного розыска, я сделал копию, не надеясь, что она будет фигурировать на дальнейшем этапе расследования. Это все, что я хотел сказать; будь здоров, живи долго и счастливо. Твой дядя Коля».

Кудрин дочитал письмо и посмотрел на Вячеслава. Он увидел, что парень плакал, по щекам катились крупные слезы, и он не стеснялся этого.

— Успокойтесь, Вячеслав, — по-отечески сказал Кудрин, — я все понимаю, эти гады многим принесли несчастья.

— А теперь послушайте кассету, — вытирая слезы, проговорил Гагарин.

Он принес маленький магнитофончик и вставил кассету, затем немного перемотал ее и сказал:

— В начале они о какой-то ерунде говорят, а вот теперь слушайте…

Из динамиков послышался голос с хрипотцой:

— Слушай внимательно, Зайчик, ты, надеюсь, хорошо рассмотрел вчера того перца, которого по моей просьбе отвозил домой?

— Да, рассмотрел, — ответил моложавый голос.

— Так вот, — продолжал хриплый, — завтра же сделай его аккуратно, и самое главное — на его шее висит медальончик, он мне позарез нужен.

— Что, из-за медальончика человека валить? — спросил тот.

— Ты будешь делать то, что я тебе приказываю, — резко сказал хриплый, — а не то…

— Ладно, шеф, убери ствол, — примирительно сказал моложавый, — я все понял, сделаю все, как скажешь, а что в медальончике? — спросил он.

— Это тебя не касается; это должно принадлежать мне, а ты за работу получишь двадцать кусков зелени, — сказал хриплый.

— Да за двадцать кусков я кого угодно завалю, — ответил моложавый.

— Вот так-то лучше, — сказал хриплый, — только сделай аккуратно, чтобы было все естественно, и у ментов не возникли лишние вопросы, хотя там у меня все схвачено. Принесешь мне медальончик — получишь бабки…

На этом запись оборвалась.

— А почему ты, Вячеслав, не передал эту кассету в милицию? — перейдя на «ты», спросил Евгений Сергеевич.

— Да неужели вы не поняли! — воскликнул Гагарин. — У Свирского, как он говорил, в милиции было «все схвачено», поэтому я и не стал туда обращаться. Они ведь потом и дядю Колю убили из-за материалов расследования, кому-то не хотелось предавать огласке и акт экспертизы, да и саму кассету с записями тоже. А кому, надеюсь, вы уже догадались.