— Всё, беги. — Олег снял из-за спины щит, кинул на землю, сел сверху. Ожидая, пока костер разгорится, раскрыл сумку с травами, поставил рядом, сосредоточился, перебирая заученные заговоры и заклинания.

Неподалеку послышались выкрики, залихватский посвист. Это означало, что ждать больше нельзя — обоз вот-вот пройдет мимо.

— Ладно, придется начинать. — Олег растер над огнем между пальцами немного мяты, из другой щепоти сыпанул соли с перцем, чтобы пробудить местных духов, начал проговаривать заговор: — Тебе, небо, поклонюсь, тебя, землю, поцелую, тебя, ветер, попрошу… Лети, ветер, семью вихрами, семью ветрами, семью бурями. Неси, ветер, слова мои всем живым и всем мертвым, каждому дереву, каждой травиночке, каждому зверю… — Ведун уронил в пламя несколько перьев. Огонь поймал их на лету, мгновенно превратил в невесомый дымок. — Летите, слова мои, на крыльях ветров, во все концы земли моей родной, слова мои, дочери твоей возлюбленной, плоть от плоти твоей единой… — Волосы рожденной здесь девушки затрещали на углях, сворачиваясь серыми колечками. — Пришла беда, откуда не звали…

— Годислав, не отставай! — чуть не над самым ухом проорал Кожемяка. — Не задели? Захар, своих вправо оттяни, не то весь строй в кучу собьете. Воевода, а ты чего сидишь?

На краткий миг ведуна охватила паника — не успел! Но Олег тут же прогнал ее усилием воли: останавливать заговора нельзя. Неведомо, чем откликнутся незавершенные слова.

— …поникли буйные головушки, поломаны милые цветочки… — В огонь упали бутоны ромашки. — Пришел на землю нашу ворог страшный, именем… — Середин вздохнул: земля на своих детей не оборотится, половцев в заговор не подставишь, нужен иноземец. А коли подставляться, то уж лучше одному. — Ворог страшный, именем ведун Олег. Кровушкой половецкие пастбища оросил, ядом страшным колодцы отравил, и нет ведуну Олегу ни страха, ни совести, ни милостивого слова. Полились на землю родную, любимую, слезы женские, горючие. Стала земля, как полынь, горька… — Середин бросил в костер приготовленную полынь. — Горька земля, как мертва вода, нет в ней места ни корням травяным, ни мышам полевым, ни червям дождевым, ни гадам ползучим, ни…

В памяти вдруг вспыхнуло ярким образом — сидящий на корточках на краю скамейки Ворон с бутылкой пива в руке, его тихие слова: «Не тревожьте в степях Белого змея. Коли Белый змей из норы вылезет, всем смертным впору самим под землю зарываться». И Олег произнес:

— …ни Белому змею. Аминь!

Поставив завершающую точку, ведун выпрямился, огляделся. Охотники гарцевали шагах в тридцати, не решаясь уйти за обозом и бросить воеводу одного. Половцы, смутясь от странного зрелища и опасаясь подвоха, тоже остановились в нескольких сотнях метров.

— Ладно, быть по сему, — передернул плечами ведун, провел ладонью над полыхающим костром: — Гори, священный огонь, защищай степи половецкие от злобного врага. Степь одна…

Он решительно поднялся в седло, поскакал к своим, и ратники тут же повернулись следом. Половцы продвинулись на освободившееся пространство, но к костру приближаться не рискнули, вполне справедливо заподозрив в нем некое враждебное колдовство. Обогнули по широкой дуге, метрах в двухстах, и продолжили погоню.

— Ну, что, колдун? — подъехал ближе Захар. — Где твое чародейство?

— Степь не моя вотчина, — ответил Олег. — Кто его знает, как и когда это подействует. И когда начнется. Да и вообще, получится или нет…

Нагнав хвост обоза, ведун придержал гнедую, закрутил головой, пытаясь найти хоть какие-то признаки изменений. Вроде ничего. Всё, как и вчера, и позавчера, и сегодня с утра. Хотя… По небу, по облакам, протянулась ровная череда завихрений, словно кто-то огромный промчался под самой нижней их кромкой, взбаламутив пухлые, мягкие очертания. Будет обидно, если Белый змей учудит что-нибудь простенькое и эффектное — типа, грохнет молнией главного обидчика, и вся недолга. Хотя, тогда бы про него не ходила столь дурная слава. Да и какие зимой грозы?

Под копытами тонкими извилистыми струйками побежала поземка, удивительно быстро занося следы от копыт. Озабоченно фыркнула гнедая, и одновременно Середин ощутил теплое прикосновение креста к запястью. Слева поднялся снежный вихрь, словно оглядывая обоз со стороны, но почти сразу рухнул. Нет, снова вырос. Опять опал — тут по лицам воинов сильно хлестнуло жестким ледяным порывом. Вихри закружились над степью сразу в нескольких местах, поднимая снег, новый порыв ударил уже колючей крупкой, затанцевал вокруг коней. Борода Захара мгновенно заблестела множеством искр. Старшой отер лицо заячьей рукавицей, довольно кивнул:

— Коли такой ветер удержится, то с луков бить несподручно станет. Снесет стрелы-то. — Тем временем поземка начала зловеще завывать, просачиваясь под брюхами повозок, между спицами телег; временами она подпрыгивала, кидаясь снегом в лица людей. — Пойду-ка я налатник накину. Тебе хорошо под плащом меховым, а я погорячился чегой-то. Половцы, мыслю, пока не кинутся.

Захар помчался вперед, вдоль обоза, и вскоре скрылся с глаз за снежной пеленой. Ветер хлестал всё сильнее и сильнее, и теперь не то что с лука стрелять — кони от резких порывов покачивались.

— Пусть сильнее грянет буря, — усмехнулся Олег тому, какие силы обрушил на него Белый змей. — Степь одна…

Буран шипел, словно настоящая гигантская змея, гнал перед собой барханы в половину человеческого роста, превращая степь в подобие белой пустыни, жалил холодом, запускал свои щупальца за ворот одежды, под полы налатника, в рукава. Это было неприятно… Но не более. Меховые штаны, войлочный поддоспешник, лисий налатник, куньи рукавицы делали любого смертного неуязвимым для самых страшных морозов. Еще шлем на малахай поменять — то и вовсе хорошо было бы.

Половецкая конница давно скрылась с глаз, но ратники пока не спешили уходить со своего места: а ну, попытаются степняки под прикрытием непогоды налететь — что тогда? Но многие, ежась, уже убирали рогатины к стремени, натягивали шапки. Некоторые доставали из сумок меховые накидки.

— Обманул я Княжича, — пробормотал себе под нос ведун. — Не только на воде следов не остается. При такой погоде хоть на версту от половцев оторвись — ни одна собака следа не возьмет.

Он всё еще опасался, что сквозь стену из белых вихрей вот-вот вырвутся кочевники в своих толстых ватных халатах поверх брони, на заиндевелых лошадях, в последней попытке дотянуться до уползающей прочь добычи — но час проходил за часом, над злобно ревущей бурей медленно сгущались сумерки, а степняки не показывались.

— Неужели ушли? — И тут гнедая поднялась на дыбы, едва не врезавшись грудью в последнюю телегу остановившегося обоза. — Это еще что? Почему стоим?!

Олег проехал рядом с телегой, увидел остановившуюся перед ней арбу, дальше — еще одну.

— Электрическая сила!

Держась ближе к телегам, где размолотый тысячами копыт снег лежал не так высоко, он пустил гнедую вперед, любуясь тем, во что превратил Белый змей военную добычу. Кони стояли плотной толпой, положив головы на крупы друг друга и безнадежно закрыв глаза, овцы просто попадали мохнатыми кочками, спрятав морды куда-то в шерсть. Возницы, что сидели на каждой десятой телеге, дрожали на облучках, кутаясь в трофейные халаты, на лицах многих раненых уже не таял снег.