– Она талант, Чарли. Как и все мы.

– Меня зовут Рибс, – весело продолжил голос в нескольких шагах от нее. – Но лучше бы нам вести себя потише. Мы не должны находиться здесь. Это как бы не положено. Мисс Дэйвеншоу с нас шкуру сдерет, узнай, что мы тут. Так это и есть тот самый сияющий мальчик? Тот, что отбился от Джейкоба Марбера и остался жив?

– Э-э… ну да, – ответил Чарли.

– Погоди. Ты не знаешь, кто он? Ко, он даже не знает.

– Твой маленький друг знаменит, – пояснила Комако. – Все думали, что он умер.

– Знаменит?

– Конечно, – пожала плечами Комако. – Он – сияющий мальчик, который когда-то помешал Джейкобу Марберу убить всех жителей Карндейла. Тогда он еще был совсем малышом. Но потом он исчез, его украли…

Чарли посмотрел на Марлоу, который до сих пор спал. Его и самого клонило в сон, и он пытался понять, о чем говорят эти девушки, но это было трудно, в голове все путалось. Они же между тем, казалось, ждали, что он скажет что-то еще, поэтому спросил:

– А кто такая мисс Дэйвеншед?

– Дэйвеншоу. Наша гувернантка. Она не так уж плоха.

Невидимая девочка Рибс прищелкнула языком:

– Скоро вы с ней познакомитесь. Ну давай, расскажи. Что там было в поезде? Какой он? Я имею в виду Джейкоба.

– Откуда ты знаешь про поезд?

– Да тут все знают. Только об этом и говорят. Альфи из класса мистера Смайта даже делал ставки. Ты же был в том поезде, да? Ты тоже отбился от Джейкоба?

Чарли накинул на себя одеяло и сел:

– Ну, в основном это заслуга Марлоу. Марлоу и Элис. Я почти ничего не делал.

– По крайней мере, ты остался в живых. Это уже что-то.

Комако опустилась на пол, ее длинная коса колыхнулась. Она подошла к кровати Марлоу:

– Такой маленький.

– Да.

– Сколько ему лет?

– Восемь.

– Похоже на правду.

На лице Комако появилось странное выражение – отчасти сердитое, отчасти печальное.

– Таких малышей у нас здесь нет.

Рядом с Чарли скрипнул матрас: на кровать уселась Рибс.

– Ну, теперь он снова один из нас. И ты тоже.

Она понизила голос до театрального шепота:

– Итак. Чем ты занимаешься, какой у тебя талант? У тебя ведь нет мясного великана под кроватью?

– А? Что?

– Он не знает, что это такое, – терпеливо сказала Комако. – Ты скоро познакомишься с Лименионом, Чарли-Ставший-Одним-из-Нас. Хотя он вроде как… противный.

– О, он милый, Ко.

– Не милый. Даже Оскар не считает его милым.

– Я… исцеляюсь, – тихо произнес Чарли. – И всегда это умел. Меня никогда не ранят, не могут убить и так далее.

Комако уставилась на него своими темными глазами. Вдруг он почувствовал, как его сильно ущипнули за предплечье, и вскрикнул:

– Ай! Зачем ты это сделала?

– Ты же сказал, что тебе не больно, – сказала Рибс.

– Мне больно. Просто я всегда исцеляюсь.

– Ох.

Комако ухмыльнулась:

– Рибс временами бывает слишком прямой. Давненько мы не видели здесь нового хаэлана.

– Что это за имя такое – Рибс? – спросил Чарли, нахмурившись.

– Отличное, вот какое, – ответил голос Рибс. – А сам-то? Ты знаешь, что Чарли – распространенная кличка для лошадей?

Комако неожиданно оживилась.

– Вообще-то ее зовут Элеонора Риббон. Но если ты так ее назовешь, то простым щипком уже не отделаешься.

Чарли все еще потирал руку, когда вдруг скрипнула соседняя кровать. Марлоу в ночной рубашке сидел, потирая глаза маленькими кулачками. Он оглядел всех и сонно улыбнулся.

– Привет, – робко сказал он.

Позже, пока мальчики одевались, Комако Оноэ тихо стояла возле двери их комнаты и размышляла. Им не разрешалось находиться в коридоре для мальчиков, но мистер Смайт и другие дети были на завтраке или на занятиях, и мисс Дэйвеншоу не могла знать о том, что они здесь.

На самом деле Комако не знала, что и думать. Новенькие казались вполне обычными, если обитателей Карндейла вообще можно было назвать обычными. Когда она увидела «сияющего мальчика» Марлоу вживую, на нее нахлынули воспоминания. О той ночи, когда Джейкоб вернулся к ним изменившийся, жестокий, темный, как и вздымаемая его кулаками пыль… Они с Рибс наблюдали за ним на расстоянии, стоя в темноте, но не посмели подойти ближе и заговорить. Ребенка, которого он пришел убить или украсть, она почти ни разу не видела, лишь иногда ночью слышала его плач, когда оставляла окно приоткрытым. Но на следующее утро видела сломанную колыбель, видела разбитое окно. С тех пор она винила себя. Возможно, если бы ей удалось поговорить с Джейкобом, у нее получилось бы остановить его.

Вот о чем Комако думала, пока они с Рибс ждали мальчиков. Она чувствовала, что подруга наблюдает за ней, читая отражение мыслей на ее лице.

– Нужно отвести их к мисс Дэйвеншоу, – тихо сказала она. – Теперь, когда они проснулись. Она будет их ждать.

– Или… – лукаво произнес бесплотный голос Рибс. – Можно немного… погулять. Показать им окрестности, так сказать. А еще выведать их секреты.

Комако надула щеки от нетерпения:

– Мы не поведем их к Пауку, Рибс. Нет.

– Озеро великолепно в это время дня. Будет весело…

– Нет.

Пауком они называли того, кто спал в развалинах монастыря. Глифика. Ходили слухи, что он никогда не просыпался, по крайней мере до конца, и был настолько старым, что врос в корни возвышавшегося среди древних камней вяза. Говорили, что, погладив его кожу, можно увидеть истину. Паук занимался тем, что находил в своих снах потерянных детей, однако гораздо важнее было то, что именно он хранил орсин запечатанным, сдерживая мертвых и все виды зла, таящиеся по ту сторону. Если с ним что-то случится, то орсин разорвется, и тогда мертвые наводнят мир живых. Никто не мог бы утверждать наверняка, что тогда произойдет, но девочки знали достаточно и понимали, что зрелище это будет не из приятных. Еще Паук защищал стены Карндейла от таких существ, как Джейкоб или другр. Беспокоить его было строго запрещено, а значит, Рибс, конечно же, уже сделала это. Вечно за всеми подглядывающая и везде подкрадывающаяся Рибс. Комако точно не знала, сколько раз ее подруга побывала на острове, но та клялась, что никогда не касалась его кожи и даже думать об этом не смела.

Послышался глухой шлепок – это Рибс, все еще невидимая, прислонилась к стене и одним за другим захрустела пальцами.

– А этот Чарли – красавчик. Ну, то есть такой миленький, словно напуганный кролик.

– Не будь такой грубой, – сказала Комако, перекидывая через плечо свою длинную косу.

– Тебе ведь тоже так показалось. Я видела, как ты смотрела на него.

– Я ему не доверяю. И тебе не стоит.

– Ты никому не доверяешь. Я за свою жизнь насмотрелась на плохих людей, Ко. Он не из таких.

Сказав это, Рибс фыркнула, а потом озорно добавила:

– Доверять людям не так уж и трудно, знаешь ли. Одно прикосновение Паука – и вся грязь выйдет наружу…

Но тут мальчики вышли из своей комнаты. Глаза их все еще были сонными, волосы торчали в разные стороны. Оба они были одеты в рубашки с воротничками и серые жилеты, которые выдавали всем мальчикам в Карндейле. Для Марлоу новая одежда была слишком длинна, и рукава рубашки болтались внизу, а для более высокого и худого Чарли она оказалась коротка – из-под манжет торчали его костлявые запястья, а одной рукой он придерживал широкие брюки. Оценив их вид, Комако приподняла бровь, и, заметив это, Чарли стал с большим интересом разглядывать свои ботинки.

Она нахмурилась, чтобы не улыбнуться. Оказывается, его так легко смутить. Медная кожа его лица и шеи была такой гладкой и безупречной, что почти светилась.

– Я хочу увидеть Элис, – сказал младший мальчик, Марлоу. – Можно пойти и найти ее, пожалуйста?

– О, она еще не проснулась, – ответил голос Рибс. – В любом случае тебе придется сначала повидаться с Дэйвеншоу.

Мальчик бросил на Чарли обеспокоенный взгляд. Оба молчали. Комако понимала их настороженность и страх. Она прожила в Шотландии уже девять лет, но все еще порой ощущала это чувство, хотя Токио, старый театр, ее любимая Тэси – все это поблекло, потускнело и приобрело тона сепии, как старая фотокарточка. Иногда по утрам она просыпалась с болью, слишком реально ощущая в своей руке еще теплую маленькую ладонь сестрички, а потом все это пропадало, уносясь с остатками сна, и ей хотелось плакать. Как можно вырывать из мира таких маленьких и беззащитных ангелов?.. Но в основном Комако привыкла к Карндейлу; она быстро подтянула свой английский; сблизилась с Рибс и Оскаром. Правда,