Мартин так увлекся ближним боем, что сразу не понял, куда подевались враги, только что окружавшие его. Держа мачете правой рукой, он, ожидая внезапного удара, напряженно рыскал между завалов.

— Кто-нибудь слышит меня?

Услышав голос, Мартин остановился. Оглядевшись по сторонам, он перевел дыхание, после чего громко выкрикнул:

— Уэйн, это ты?

— Да, сэр… Похоже, враг отступил…

Вытирая рукавом кровавый пот с лица, майор крепче сжал окровавленный мачете.

— Нельзя расслабляться, Уэйн, враг может перегруппировываться перед очередной атакой, — ответил Мартин на предположение Уэйна, пытаясь понять, что замыслил враг.

Когда Уэйн Орокин увидел майора, он сравнил его с изображением смерти, культ которой исповедовали многие народности этого округа. Покрытый пеплом и кровью, он возвышался над трупами, крепко сжимая мачете правою рукой. Из ноги Мартина торчал кусок арматуры, а его левая щека была рассечена от кончика рта до мочки уха. Кровь из ран впиталась в одежду темными пятнами. «Нужна вода», — подумал Уэйн и принялся искать фляги среди мертвых тел.

Внезапно их, единственных выживших из всего гарнизона, накрыла тень. Мартин, почувствовав на лице теплые потоки воздуха, поднял голову. Над ними проплывал огромный черный объект, на поверхности которого он различил светлую надпись:

ААЕС = HERCULES =

«Крейсер «Геркулес», — пронеслось в голове у Мартина. — Помощь, наконец, пришла…» Сопла имперского крейсера начали тускнеть, а бортовые орудия дали залп по джунглям, в которых ещё скрывались остатки нападавших. Мартин, поднявшись на завалы, увидел объятые огнем заросли. «Геркулес» методично выжигал местность, обращая партизан в бегство.

Осознав реальность, Мартин почувствовал боль, пульсирующую в ноге, и дикую усталость. Опустившись на землю, он присел и облокотился на плиту, закрыв при этом глаза. В сознании проплывали эпизоды последних часов, наполненные насилием и застывшими лицами мертвых людей. Мысли Мартина прервал зуд вокруг наростов.

Вспомнив о своём «клейме», Мартин осознал, что теперь его тайна раскроется. Медики не оставят ему шансов, обнаружив серо-зеленые наросты на его правой руке. За то, что Мартин скрывал мутацию, его с позором уволят из армии и лишат гражданства, несмотря на былые заслуги перед Империей. «Куда я пойду? Чем я буду заниматься?» — новые мысли тяжким грузом навалились на Мартина, омрачая радость победы, доставшейся такой дорогой ценой.

Рядовой Орокин, сняв с пояса убитого флягу, подошел к майору и дал тому сделать пару глотков воды. Сплюнув на землю, Мартин посмотрел в глаза Орокину, после чего тихо промолвил:

— Уэйн… Мне нужно ещё кое-что… — с этими словами Мартин положил правую руку на плиту и протянул Орокину мачете, лезвие которого было испещрено множеством зазубрин. — Ты должен отрубить мне эту поганую руку, чуть выше локтя…

Уэйн отстранился… Ему показалось, что рассудок майора не пережил этой ночи. Мартин, увидев непонимание в глазах рядового, сорвал с правой руки лохмотья рукава и снял тугую повязку, обнажив результат мутации. Орокин, увидев наросты на правой руке майора, неподдельно изумился и растерялся окончательно. Мартин, глядя в глаза Уэйну, произнес:

— Уэйн, у тебя сейчас два пути. Первый — отрубить мне эту руку и дать мне клятву, что сохранишь это в секрете. Второй путь — отрубить мне голову… Я не хочу запятнать все свои деяния перед Империей тем позором, который несет моя тайна…

Теперь Орокин всё понял. До него дошел смысл сказанного, и он, немного поколебавшись, дал клятву майору, что сохранит его тайну. Клятва Уэйна Орокина откроет Мартину Вуду путь на вершину власти, когда тот, пожиная лавры Героя битвы при Сан — Паулу, решит окунуться в большую политику в стенах Сената…

* * *

Девятый Император Мартин Вуд пребывал в личных покоях императорского дворца, вспоминая битву при Сан — Паулу, которая произошла тридцать восемь лет тому назад. Его правая рука, лежащая поверх одеяла, невольно дернулась при воспоминаниях Мартина о том, как Уэйн Орокин нанес удар мачете чуть выше локтя. Фантомные боли в правой руке вернули Императора в реальность из воспоминаний далекого прошлого.

Он перевел взгляд на живописный вид за окном, как вдруг услышал, как открылись массивные двери его покоев. На пороге появилась сиделка, сопровождаемая императорским гвардейцем. Сиделка, державшая в руках поднос, на котором лежала пластиковая коробка, подошла к кровати Императора.

— Добрый день, Ваше Императорское Величество! — произнесла сиделка, соблюдая этикет.

Император ничего не ответил. Он только отрешенно посмотрел на сиделку и снова перевёл взгляд на панораму за окном. Сиделка профессионально поменяла ампулу в протезе и по— быстрому удалилась со своим провожатым, понимая, что Император не в духе. Когда дверь захлопнулась, Мартин закрыл глаза и расслабился. «Сыворотка из Даутсона», попав в кровь, мгновенно родила ворох мыслей в голове у Императора. Он начал просчитывать, каким способом обойти собственную бюрократическую систему и законодательно рассекретить данные о Паноптикуме, сняв гриф «Седьмой печати». Юридическое сопровождение этого закона в Сенате Император поручил своему советнику Майклу Симмонсу.

Вспомнив об этом, Император решил связаться с Майклом и поговорить с ним на эту тему, но внезапно обнаружил, что его тело ему больше неподконтрольно. Император был полностью обездвижен. Сознание, заточенное в оцепеневшем теле, пыталось лихорадочно осмыслить происходящее, постоянно сталкиваясь с убаюкивающими волнами наркотического эффекта. Вдруг раздался стук, и немного погодя Император услышал, как кто — то вошел в его покои. Но Мартин даже не смог поднять веки и посмотреть на неизвестного гостя…

* * *

Николас Вайс вошел в личные покои Императора. Бегло осмотрев великолепную статую у входа, Николас, зажав портфель руками, проследовал к кровати тестя. На кровати лежал пожилой человек крупного телосложения. Со стороны могло бы показаться, что Император спит, но сознание Мартина чутко воспринимало все происходящее в покоях, гадая, кому же принадлежат эти шаги.

— Ваше Императорское Величество, — Император сразу же определил, кому принадлежит голос.

Николас Вайс украдкой осмотрел помещение и недоверчиво потолкал тело тестя. Убедившись, что Император действительно обездвижен, Вайс улыбнулся и поставил портфель на золоченый столик, стоявший рядом с кроватью. Достав оттуда сверток, он аккуратно размотал его. В его руках оказалась пластиковая коробочка. Рассмотрев её со всех сторон, Вайс бережно извлек ампулу с ядом, которую ему передал Алан Филипс. Аккуратно поставив её на столик, Николас присел на край кровати и, посмотрев на лежащего неподвижно тестя, ровным тоном начал монолог:

— Я знаю, что ты меня слышишь, старый козёл. Долго говорить я не буду — ты сам знаешь, какой гнидою ты всегда был в моих глазах. Весь твой солдафонский пафос и манера унижать меня в присутствии посторонних всегда меня раздражали… Ты был прав в одном, я действительно не люблю Луизу и женился на ней только ради карьеры… — Вайс даже улыбнулся, вспоминая сюжеты своей жизни, связанные с подъемом по социальной лестнице. — Черт, сколько дерьма я съел, пытаясь подняться на ступеньку повыше, чтоб все больше людей искали моего внимания и дружбы…