кофе в соседней комнате. Он хищно рассмотрел Валю, как стрелок на соревновании рассматривает мишень, и стал агрессивно щёлкать затвором.

– Теперь сели в кресло, уронили розу… взяли книжку… читаете, задумались… – командовал Тони. – Вот кружевной платочек, вытерли накатившую слезу…

Валя исполняла всё это крайне неловко. И вдруг вспомнила королеву Маргрете, её осанку, взгляд, пластику, и попробовала подражать.

– Вот оно! Вот! – воскликнул Тони. – Поглядели в сторону окна… Вот здесь у нас, считайте, окно… Венецианское с хрустальным стеклом… Подошли к камину… Закройте его юбкой, он похабный, пусть только верхняя плита угадывается… Повернитесь к нам спиной, вполоборота, улыбнитесь… Зубов больше, шире улыбайтесь… Яблоко возьмите с камина, откусите… Главное кураж, должен быть кураж.

Мучение в тесных туфлях казалось нескончаемым. Но тут у Вали зазвонил сотовый, Тони и фотограф уважительно замерли, ожидая, пока она поговорит.

– Освободился, – сказал Денис. – Лечу на всех парусах.

Тони продиктовал ему адрес, и фотосессию продолжили. Когда появился Денис, Валя крутанулась в кринолине на каблуках, засияла глазами ему навстречу, и Тони зашептал:

– Снимайте скорее! Такую снимайте!

Денис был ошарашен Валиной красотой, но Тони приложил палец к губам и шёпотом пояснил:

– Она изображает шведскую королеву Кристину на итальянской мебели.

– Кристину? – переспросил Денис шёпотом. – На итальянской мебели? Намёк на то, что она похоронена в соборе Святого Петра в Риме?

– Просто заказчик торгует итальянской мебелью, – ответил Тони.

– А при чем тут шведская королева?

– Жена заказчика в кайфе от фильма с Гретой Гарбо, хотела, чтоб Валентина подстриглась под Грету Гарбо.

– Заказчице портрет королевы Кристины показывали? – расхохотался Денис.

– Показывал. – Тони не понял, одобряют его или высмеивают, но понял, что рабочая атмосфера съёмки начисто разрушена.

– У королевы Кристины нос на троих рос, одной достался! – добавил Денис с преподавательской нудностью.

– При чём здесь нос? – вмешалась Валентина. – Кристина захотела свободы, влюбилась, отказалась от короны…

– Но предварительно разорила королевство красивой жизнью, не стала выходить замуж и рожать наследника, приняла католичество, – перечислил Денис. – А потом приказала убить изменившего ей итальянца.

– Главное, чтоб хозяин мебели не знал этого, пока с нами не расплатится, – заметил Тони.

Когда закончили, умотанная Валя сбросила туфли, покачивая кринолином, и уселась на подставленный Тони табурет. Фотограф ушёл, а к «королеве Кристине» подошла парикмахерша и грубовато скомандовала:

– Сидите спокойно. Расчешу и шпильки свои заберу.

Валя растерялась, Тони покраснел, а Денис спросил:

– Сколько стоят ваши шпильки?

– А сколько дадите, – отрезала парикмахерша.

Денис протянул купюру, она взяла, поклонилась. И сказала, уходя:

– Дома одна крупа. А дети всего хотят!

– Извините её, – сгладил неловкость Тони. – Руки золотые, а характер скверный. Откуда про Кристину знаете?

– Кристина – культовая фигура карельской Сортавалы, дала им огромные налоговые привилегии, – ответил Денис. – А когда Сортавала отошла к России, город переименовали в Сердоболь…

Валя читала, что карельские земли всегда оказывались разменной монетой. Что часть их перешла в состав Швеции. Что русские карелы были обращены в православие, а шведские – в католицизм, а потом в лютеранство. Но не слышала про Кристину.

– Не поможете мне раздеть Валентину? – буднично спросил Тони.

– Ни разу не раздевал любимую женщину вдвоём, но попробую, – засмеялся Денис.

– В театре к этому относятся спокойно. Балетные пол друг друга в костюмерной не различают. Работа тяжёлая, – заметил Тони, расшнуровывая Валин корсет. – Валентина вон тоже на ногах еле держится. Не так легко работать моделью.

Пока Тони с Денисом освобождали Валю из оков костюма, ей со смехом вспомнился порноканал в стокгольмском отеле и дама в объёмном кринолине, которую лобзал один кавалер и оголял другой, терзая кусачками перекладины кринолина.

– В какой-то момент вы стали как настоящая королева, – сказал Тони.

– В Дании была на приёме у королевы Маргрете, вот и пригодилось, чтоб скопировать, – призналась Валя.

– Шутите? – вскинул на неё глаза Тони.

– Конечно, шучу, – ответила Валя.

– Покажись с этой причёской родителям, – попросил Денис.

– Чтоб отвлечь ею от моего происхождения? – огрызнулась Валя.

– Просто расточительно глазеть на такую красоту в одиночку!

Валя натянула платье, села в кресло, показала ему щиколотки, разбитые в кровь задниками тесных туфель:

– А на такую не расточительно? Завтра в Останкино и на мероприятие, а в туфли не влезу. Едем ко мне, поищем обувь.

До машины шла босиком, вспомнив и как уходила босиком с дня рождения дяди Магомета, и как вела в тесных туфлях свою первую передачу со Славой Зайцевым…

– Ох, и клумбу на башку приставили! А ноги чего босые? Мода теперь такая? – высказалась мать при появлении Вали с Денисом. – Врасплох застали, мы-то с Викуськой отужинали, угощать нечем. Разве что завтрашний борщ на сахарной косточке горячий.

– Борщ – это прекрасно, – кивнул Денис, сдерживая натиск лезущего целоваться Шарика.

Валя прошла в комнату, набитую картонными коробками, упакованными к переезду, обессиленно плюхнулась на диван. Вика метнулась за фотоаппаратом и сделала несколько кадров Валиной причёски.

– С этой Останкинской башней и веди передачу! – поцокала она языком.

– Вика, тащи таз с пятью сантиметрами тёплой воды, – попросил Денис. – Будем мыть ноги.

– А ты, Дедморозыч, потом воду выпьешь? – бросила на бегу Вика.

В комнату торжественно вплыла мать, неся на подносе тарелку с дымящимся борщом, нарезанный хлеб, розетку со сметаной, вторую – с аккуратными ломтиками лоснящегося сала и вазочку с салфетками:

– Жаль на машине, а то б стопку налила. Мужчине борщ без стопки – последнее дело!

Денис, стоя, глотнул борща, похвалил:

– Волшебство!

Подошёл с тарелкой к сидящей на диване Вале, сел рядом и начал кормить её с ложки. Видя «такой разврат», мать не выдержала:

– Сами-то покушайте! Она ж с этих своих, как они называются… Ну, где их бесплатно кормят, только Пугачёва не ест, фигуру бережёт… Вам как мужчине надо первому покушать!

– Она аж осунулась от усталости, – укорил Денис.

– Баба не квашня, встала да пошла! Ишь, закоролевилась, – возмутилась мать.

Валя не ответила. Бесило, что мать по-деревенски стесняется перед Денисом её беспомощности, с отвращением вспомнила, что слоганом про квашню мать понукала себя идти на работу после мужниных побоев. Как многие бабы с фабрики.

– Так борща целая кастрюля, – опомнилась мать и побежала за второй тарелкой, чуть не опрокинув входящую с тазом Вику.

– Вик, помоги расчесаться, – попросила Валя.

– Где ж тебя так уделали?

– Прикидывалась шведской королевой в рекламе итальянской мебели. Видишь, ноги в кровь стёрла, в чём завтра идти, ума не приложу.

– А думала, легко быть артисткой? – Вика аккуратно вынимала и складывала в кучку белые цветы из причёски. – Их раньше на кладбищах не хоронили. Только за оградой. Церковь считала, что у них нет души.

Пристроившись на диване за Валиной спиной, она осторожно разбирала волосы на пряди. Денис, докормив Валю борщом, опустился на колени