В 1986 году Евгений Никифоров, друг Дугина и Головина, тоже (хотя и с осторожностью) интересовавшийся эзотерикой, познакомил их обоих с Дмитрием Васильевым, лидером «Памяти». «Память» возникла еще в 1979 году как ответвление ВООПИиК. Первоначально эта организация занималась восстановлением памятников архитектуры и привлекала интеллигенцию, настроенную на это безобидное занятие. Однако на дискуссии в московском Культурном центре в октябре 1985 года власть в движении захватил Васильев[288]. Тот вечер был посвящен восстановлению памятников в Москве, и Васильев пустился перечислять всех тех, кого считал виновными в уничтожении прекрасной архитектуры. В этом списке оказались «сионисты». Он назвал известных коммунистов с еврейскими фамилиями, которых обвинил в заговоре с целью уничтожить наследие России.

Эта речь возмутила аудиторию, присутствовавший там известный поэт назвал Васильева фашистом (и не слишком ошибся). Тем не менее с вечера Васильев ушел лидером «Памяти», а затем укрепил свою власть в движении и в том же году был избран его секретарем. Диктаторство и демагогия Васильева превратили «Память» из сборища интеллигентных чудаков в криптофашистскую уличную банду, конгломерат футбольных фанатов и эстетов вроде Дугина и Джемаля. «Именно «Память» породила все прочие патриотические движения», – вспоминает Дугин.

Присоединившись к движению в 1987 году, Дугин обратил на себя внимание своей эрудицией. Хотя ему было всего 25 лет, в «Памяти» не нашлось другого человека, прочитавшего столько литературы о фашизме. Васильев признал и его таланты, и таланты Джемаля, и ввел обоих в центральный орган движения. У членов «Памяти» появилась собственная униформа: черная рубашка с кожаным поясом и портупеей.

Дугин не мог не заметить – однако это открытие его не слишком шокировало, – что «вокруг было полно гебистов». Васильева постоянно вызывали в КГБ. Само по себе это неудивительно, ведь он возглавлял нелегальное политическое движение, но Дугин считал, что контакты Васильева с КГБ не ограничивались допросами и что КГБ не просто внимательно следил за этой организацией:

Аналогичные подозрения высказывал и Жигалкин:

Собственно, Жигалкин может подтвердить внедрение гебистов в любые формы андеграунда: первое издание книги Джемаля «Ориентация – Север» было напечатано на ксероксе, принадлежавшем КГБ. «Каждый ксерокс в Москве был зарегистрирован, – небрежно замечает он, – но за деньги нам это сделали».

Середина 1980-х, распад СССР уже близок, но КГБ этого еще не знает. И еще не начались политические послабления горбачевской гласности. Участие в запрещенных мероприятиях все еще означает, что тебя внесут в черные списки, все еще могут за это уволить с работы. Группа, подобная «Памяти», где открыто обсуждались самые что ни на есть еретические идеи, это псевдополитическое движение, замешенное на расизме и национализме, не могло бы существовать без какой-то формы покровительства сверху, «крыши», как это называется по-русски. Откуда исходило покровительство, Дугин, по его словам, не знал: «Васильев говорил, крыша в ЦК. Но я не знаю, правда ли это, он меня в свои дела не посвящал».

Васильев, чей выплескивающийся в речах поток сознания мало кто мог разобрать, был, по словам Дугина, «актером и шизофреником». Легко отмахнуться от него, как от крикливого фашиста. Большевистскую революцию он объяснял еврейским заговором и придумал герб «Памяти»: двуглавый царский орел с зазубренной молнией в когтях, смахивающей на нацистскую свастику. Он был убежденным антисемитом, часто разражался речами о сионистском заговоре (сионисты убили Николая II и спаивают Россию). Как-то раз он назвал Адольфа Эйхмана «представителем еврейского народа», в другой раз предупредил: если проигрывать записи рок-музыки задом наперед, можно расслышать присягу Сатане. Он читал на собраниях вслух «Протоколы Сионских мудрецов» и добивался издания этого запрещенного цензурой пасквиля.

Однако «Память» была более изощренным и более ориентированным на истеблишмент организмом, чем догадывалось большинство наблюдателей. Задним числом имеет смысл всмотреться в ее программу: лидеры предлагали канонизировать Николая II, восстановить храм Христа Спасителя в Москве, запретить коммунистическую идеологию и пропаганду атеизма. Каждое из этих требований будет осуществлено в ближайшее десятилетие властью, которая придет на смену компартии.

Деятельность «Памяти» направлялась все более демагогическими речами Васильева. В промежутках между его выступлениями сподвижники распространяли магнитофонные и печатные записи речей. Но Васильев был параноиком, он являлся на собрания в накладной бороде, уверяя, что маскировка необходима: он скрывается от преследующих его по пятам сионистских убийц.

С товарищами по партии он ладил с трудом. Дугин, например, утверждает, что никогда не склонялся к антисемитизму и не принимал участия ни в каких видах антисемитской деятельности, тем более в актах насилия: «Насилия не было. Нет ни одного установленного факта насилия в отношении евреев, никаких погромов. Только разговоры. Я и разговоры не защищаю, но должен сказать, тогда это было допустимо, – тогда, но не сейчас».

«Память» стала первым независимым политическим движением в СССР (помимо Коммунистической партии), которое пользовалось некоторой свободой действий, а почему так случилось – этот вопрос остается без ответа. В отличие от появившегося позднее либерального конкурента, «Демократического союза», «Память» явно рассчитывала на некую официальную поддержку, ей разрешалось даже проводить демонстрации, именно «Память» стала организатором первой несанкционированной публичной демонстрации за всю историю СССР – пятьсот человек собрались в мае 1987 года на Манежной площади перед Кремлем. Существуют две теории для объяснения особого отношения к «Памяти». Одни считают, что в высших эшелонах КПСС и КГБ находились симпатизирующие национализму представители «Русской партии» и они закрывали глаза на выходки Васильева, видя в нем потенциального союзника. В пользу этой версии говорит и тот факт, что «Память» неугомонно критиковала и поносила противников жесткой линии, например Александра Яковлева, который стал правой рукой Горбачева и проводил либеральные реформы. В интервью, опубликованном в 1997 году, Яковлев со всей уверенностью назвал «Память» проектом КГБ: