Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна взяла его под руку, и они вместе направились к кирпичному строению посреди верфи. Она объяснила, что это административный корпус, где Николас работал вместе со Стивеном, Эйдином О’Данном и другими служащими компании.
– Ты займешь старый кабинет отца: так было решено еще до нашего с Николасом побега.
Она прервала себя на полуслове и помахала кому-то через весь широкий двор.
– Это Джозеф Уолл, начальник столярного цеха. Он стесняется: ни за что не подойдет ближе.
– А Ник всех знал по именам? – забеспокоился Броуди, чувствуя, что ему становится жарко в сюртуке табачного цвета.
– Нет, конечно, нет. Главным образом начальников цехов, а про них я тебе уже рассказывала.
Он недовольно хмыкнул:
– Сегодня не отходи от меня ни на секунду. Ты меня слышишь, Энни? Придется тебе за мной приглядывать, а то я таких дров наломаю – небу жарко станет!
Вот теперь она улыбнулась по-настоящему и сама себя спросила, почему ей совсем не страшно. Броуди заметно нервничал, а на нее его волнение оказало необъяснимо успокаивающее воздействие. Анна радостно предвкушала возвращение к работе, пусть даже при таких необычных обстоятельствах.
– А у тебя есть свой кабинет? Надеюсь, он рядом с моим? – Броуди наклонился ближе к ней и ухмыльнулся. – А может, их разделяет гардеробная?
Улыбка Анны угасла.
– Нет, у меня нет кабинета.
Броуди остановился:
– Почему?
– Ну – Она решила дать самый очевидный ответ. – Потому что я не вхожу в число служащих компании. Строго говоря.
– «Строго говоря»? Энни, строго говоря, ты гробишь свою задницу ради этой компании!
Анна вспыхнула и продолжила путь вперед.
– Это «Желудь», – пояснила она на ходу, – наш местный кабачок. Все служащие обедают здесь. «Желудь» стоит тут с незапамятных времен: когда доков еще не было и в помине…
– Минутку, не так скоро. Объясни мне, почему ты…
– Молчи! К нам подходит Мартин Доуэрти, и уж он-то непременно с нами заговорит. Знаешь, кто он такой?
– Работает по связям с заказчиками. Помогает с заключением контрактов. Холостяк, живет с матерью.
– С сестрой.
– Ну, с сестрой, какая разница? Привет, Мартин! – приветливо сказал Броуди, помахав рукой.
– Сдерживай себя! – прошипела Анна. Броуди сразу заметил, что Мартин Доуэрти щедро пользуется маслом макассар – это было первое, что бросилось ему в глаза. У Мартина была очень белая кожа, блестящие черные волосы, разделенные пробором посредине, гладко облепляли голову с обеих сторон и как будто составляли одно целое с черепом. Броуди решил, что он напоминает фортепьяно.
– Как поживаете, миссис Бальфур? – чинно осведомился Доуэрти. – С возвращением вас.
– Здравствуйте, мистер Доуэрти. Мы были рады вернуться домой.
Светский разговор давался Броуди без труда, но это продолжалось минуту или две, а потом Доуэрти задал ему профессиональный вопрос:
– Олафсен все-таки не соглашается на ноябрь и требует восемь процентов вперед с депозитного счета. Что мне ему сказать?
Броуди скорее почувствовал, чем увидел, как Анна напряглась и тяжело повисла у него на руке. Олафсен. Олафсен… Он сунул большие пальцы за проймы жилета и стал внимательно изучать носки своих башмаков. Верфи Журдена строили для него три грузовые шхуны. Очевидно, сроки исполнения одного из заказов срывались, и Олафсен был недоволен задержкой.
– Скажите ему, что он получит четыре процента, а его баркентина будет готова к первому октября. Я поговорю с Харди и все устрою.
Майкл Харди был десятником.
– Отлично. Разговор с Олафсеном я беру на себя. Рад, что вы вернулись, Ник.
– Спасибо, Мартин.
– Удачи вам обоим.
Доуэрти откланялся и ушел. Броуди бессознательно сжал руку Анну, хмурясь и покусывая нижнюю губу.
– Ну как? Все прошло хорошо? Я забыл, что надо бренчать мелочью. Но я правильно ему ответил? – Оказалось, что она в восторге.
– Джон, ты был великолепен! Ты вел себя в точности как Николас. Теперь послушай: когда будешь говорить с мистером Харди, старайся держаться решительно и не позволяй ему возражать. Скажи, что ты дал слово, и ему придется закончить постройку корабля к октябрю, нравится ему это или нет. Не беспокойся, он все сделает. А теперь нам надо спешить: Николас всегда и везде появлялся вовремя.
И она потянула его за руку, увлекая за собой. Он пошел за ней следом, улыбаясь во весь рот. Видит бог, у него получается! Но главное было даже не в этом. Лучше всего то, что она наконец назвала его Джоном.
* * *
– В жизни ты гораздо лучше, Энни.
Стояло послеобеденное время. Утро прошло в суете, но, к счастью, без особых потрясений, завтрак в «Желуде» тоже не принес никаких неприятных сюрпризов. И вот теперь Анна отложила в сторону отчет начальника литейного цеха, чтобы взглянуть на Броуди. Он с улыбкой рассматривал ее фотографию в рамочке, стоявшую на столе у Николаса.
– Вот как? А мне говорили, что этот портрет мне льстит.
– Кто говорил?
– Все: тетя Шарлотта, Дженни, Милли. Впрочем, нет, только не Милли. Милли сказала, что у меня такой вид, будто я сижу на муравейнике.
Анна покраснела, как только эти слова вырвались у нее изо рта, запоздало сообразив, что они не вполне приличны.
Броуди, конечно, рассмеялся от души – ничего другого она от него и не ожидала.
– Мне нравится твоя подруга Милли. Жаль, что мне так и не удалось с ней толком поговорить.
– Угу, – рассеянно кивнула Анна.
Она сама жалела, что ей так и не пришлось поговорить с Милли, когда она отправилась навестить подругу вчера днем в ее убогих апартаментах на Лорд-стрит. Лакей сказал ей, что миссис Поллинакс нет дома. И сейчас Анна в который раз спросила себя, правда ли это. А может быть, всего лишь неумелая попытка сбитой с толку Милли ее защитить? Анна оставила ей записку, а про себя подумала, что, если Милли не ответит в самом скором времени, ей придется предпринять более решительные шаги, чтобы повидаться с подругой.
– Дай сюда, – потребовала она, протянув руку к Броуди. – Я заберу ее домой.
Он ревнивым жестом прижал фотографию к груди, словно любимого ребенка, и откинулся на спинку кресла Николаса, притворяясь перепуганным насмерть.
– О нет, я с ней ни за что не расстанусь! – Лицо у Анны вытянулось, и Броуди рассмеялся. – Я серьезно.
– Но ты же только что сказал, что она безобразна!
– Ничего подобного! Я только сказал, что в жизни ты выглядишь много лучше. На фотографии не видно, какая ты хорошенькая.
Смущенно краснея, Анна поднялась с уголка стола, на котором примостилась, и протянула ему отчет начальника литейного цеха.