Леля вздрогнула и попыталась улыбнуться:

– Ну и что стоим? Может, в дом пригласишь?

Сказала это легко, непринужденно и даже весело – словно не видела Катькину смертельную бледность, искаженный рот и совершенно больные, несчастные, «мертвые» глаза.

Дочь отступила и прижалась к стене.

В коридоре было темно. Леля нажала на выключатель, вспыхнул свет, Катя вздрогнула, и ее лицо исказилось словно от боли.

Леля неторопливо сняла ботинки, потом куртку, потерла как будто бы замерзшие руки и улыбнулась.

– Ну, дочь! Ты мне не рада?

Катька дернулась всем телом и тихим, свистящим, страшным шепотом медленно произнесла:

– Что, сопли мне вытирать приехала? По головке гладить? Сказать, что это фигня? Что таких, как он, у меня будет сто? И что он не стоит моего пальца? И что он вообще говно и подонок?

Сопли мне вытирать не надо – есть носовые платки! Уговаривать тоже – это наивно! И вообще, кто тебя звал? Ты. Меня. Раздражаешь! – медленно произнесла дочь. – Слышишь? Еще там, в Москве! Дурацкие твои уговоры и утешения – типа, у тебя еще будет таких миллион! Мама, – закричала она, – а мне нужен он! Ты понимаешь? И на весь миллион мне наплевать!

Леля в изнеможении опустилась на корточки.

– Катя! Столько вокруг горя, господи! Столько горя и слез! Столько болезней – ужасных, смертельных! Твой папа… Он снова в госпитале. Ему стало хуже. А ты… Ты рыдаешь из-за какого-то… – Леля запнулась.

– Он – не какой то! – выкрикнула дочь и быстро пошла в комнату.

«Что делать? Что делать-то? – подумала Леля. – Что мне делать со всем этим?»

Она поднялась и подошла к двери Катькиной комнаты.

– Катя! – закричала она. – Ты меня что, выгоняешь? – И заплакала: – Доченька, миленькая моя! Девочка моя дорогая! Что же ты сердишься на меня? Я же… Я волновалась! Мне так хотелось тебя обнять! Пожалеть, да! А что тут плохого? И чтобы ты пожалела меня! Мне это тоже необходимо! Я так устала, доченька! Мне так тяжело. Ну кто у нас есть, кроме друг друга?

Она плакала, что-то бормотала, и ей казалось, что говорила она сейчас не с Катькой – вернее, не с ней одной. Она говорила с собой и с кем-то еще – словно ее могли услышать и пожалеть.

Вот только – кто?

– Мам, уезжай! – услышала она тихий, но твердый голос дочери. – Пожалуйста, уезжай! Мне так будет легче, поверь! Я хочу быть одна!

Леля осела на пол и заревела. Катька дверь не открыла. Все слышала, а не открыла. «Такие дела», – подумала Леля и медленно, тяжело поднялась с пола, словно столетняя старуха. Пошла в коридор, надела ботинки и куртку, еще раз оглянулась на Катькину комнату и открыла входную дверь.

– Катя! – жалобно выкрикнула она хриплым голосом.

Дверь не открылась, и дочка не вышла.

Еле волоча ноги, Леля стала медленно спускаться по крутой чугунной лестнице. На улице завывал ветер, становилось холодно, промозгло.

Куда? – вяло подумала она. В отель? В какой? Где сейчас она найдет этот отель, в одиннадцать вечера? Где найдет машину? И даже если ей сказочно повезет и такси остановится, как, со своим несчастным и хилым французским, она объяснит, что ей нужно?

Она шла по улице, забыв накинуть капюшон и застегнуть куртку. Увидела неяркий свет – какое-то кафе? И вправду кафе – крошечная забегаловка восточного типа. Шаурма, что ли?

Толкнула дверь, и на нее пахнуло прогорклым маслом, острыми пряностями и теплом. За стойкой стоял смуглый молодой парень с красивым и жестким лицом. Она подошла к прилавку и попросила чай – горячий, обязательно горячий. И если можно – с лимоном и сахаром. Он молча кивнул, а она села за одинокий пластиковый стол.

Чай он принес моментально и ушел в подсобку. Леля глотала чай и смотрела в окно. Там, за окном, было совсем пусто – ни одного пешехода, ни одной машины – ничего и никого. Только по-прежнему ветер скручивал верхушки деревьев, трепал голые сиротские ветки и завывал, завывал…

Продавец занимался своими делами – протирал прилавок, что-то убирал, чистил, изредка поглядывая на странную позднюю посетительницу. Леля поняла – он хочет закрыть свое заведение. Она мешает ему. Она встала, подошла к стойке и достала кошелек.

– Сколько с меня?

Он задумался, махнул рукой и осторожно спросил:

– Мадам! Я могу вам… помочь?

– Можете! – вдруг оживилась она. – Мне нужен отель. Абсолютно любой отель – хорошо бы где-то поблизости! Отель на одну ночь, вы понимаете? Наверное, надо вызвать такси? Оно быстро приедет, как вы думаете? Так получилось – мне негде сегодня ночевать, понимаете?

Он кивнул:

– Да, я все понял. Я все понял, мадам! Такси… – он задумался. – Да я вас сам отвезу! На соседней улице есть отель – вполне нормальный отель – на одну ночь! – И он впервые улыбнулся. – Вот туда мы и поедем! Сейчас я все закончу, окей? Минут десять, не больше, и мы поедем в отель! – повторил он, вопросительно глядя на странную женщину с очень сильным акцентом.

А «странная женщина» слабо улыбнулась.

– Спасибо, спасибо! Вы так меня выручили! Просто… спасли.

Минут через десять они вышли на улицу, и парень подогнал машину – старенькое «Рено».

Леля села на сиденье и закрыла глаза – страха не было. Хотя на секунду подумала: «А вдруг? Вдруг он… Здесь сейчас совсем неспокойно! Хотя глупости, вряд ли. Что я придумала? Совсем рехнулась, ей-богу! На черта я нужна ему?»

Через минут десять машина остановилась.

– Приехали, мадам!

И вправду над подъездом слабо горела вывеска – Отель «Шоколад».

Она усмехнулась: «Господи! И здесь шоколад!»

Парень, ее благодетель и спаситель, зашел вместе в ней в маленький холл, где пахло обычными сладкими отдушками, которые так любят владельцы подобных мест. За стойкой ресепшн – метр на метр – стояла сонная девушка с глуповатым и красивым лицом. Парень кивнул ей, и она, казалось, ему обрадовалась.

Леля протянула свой паспорт, и оба, парень и девушка, с удивлением глянули на его красную обложку.

– О, Россия! – воскликнула девушка.

Леля устало подтвердила:

– Россия.

Тут же ей выдали ключ – массивный, металлический ключ из прошлого века.

Парень улыбнулся:

– Прощайте, мадам Незваноф! – смешно исковеркал он ее фамилию.

Леля протянула ему руку.

– Я. Никогда. Вас. Не забуду, – сказала она срывающимся голосом, очень боясь в очередной раз разреветься.

Он смутился.

– Все в порядке, мадам! Все мы – люди, окей? – Открыл входную дверь. И обернулся. – Все будет хорошо.