Однако Чжанг не просто на нем висел. При помощи железного прута он наносил хирургически точные удары по болевым точкам на груди и шее своего противника – после последнего громадные руки перестали шевелиться, и великана парализовало от пояса до самого верха. Чжанг, продолжавший висеть вниз головой, расслабился и расставил руки в стороны, как будто хотел сказать: «Вот так-то!» Наш отряд во главе со мной наградил его торжествующими, точно во время игры в гольф, аплодисментами.

До великана начало медленно доходить, что произошло, и он принялся топтаться на месте, пытаясь заставить верхнюю часть своего тела двигаться. Когда он сделал шаг назад, Чжанг сложился в поясе, дотянулся до льдинок в бороде и сжал их руками, затем его ноги соскользнули с шеи великана, он уверенно поставил их на ключицы и прыгнул назад, как будто участвовал в соревновании по прыжкам с трамплина. Сделав несколько разворотов и кульбитов в воздухе – я не особо разбираюсь в гимнастических элементах, – Чжанг ловко приземлился на ноги, только ушел довольно глубоко в снег. Ледяной великан, которому придал ускорение прыжок Чжанга, начал неуклюже падать на спину. Не в силах махать руками, чтобы сохранить равновесие, он с возмущенным ревом, сопровождавшим падение до самой земли, с грохотом и влажным звуком рухнул в снег.

Я посмотрел на Лейфа.

– Если бы нас здесь не было, он стал бы шуметь?

Лейф фыркнул, но ничего не ответил, а я снова перешел на мандаринское наречие.

– Мастер Чжанг, насколько я понимаю, раз он очевидным образом может производить шум, он по-прежнему в состоянии говорить?

Чжанг Голао коротко кивнул, и мы вместе прошли по снегу к голове великана.

– Пожалуйста, прости нас за небольшую демонстрацию силы, – сказал я ётуну. – Уверяю, мы не причинили тебе серьезного вреда и скоро отпустим. Могу я спросить, как тебя зовут, старейший?

– Я Суттунг, – прорычал великан. – Немедленно освободите меня от вашей злой магии!

– Только после того, как ты пообещаешь не причинять нам вреда и отвести к Хрюму.

– Вы меня обманули!

Он принялся метаться на снегу и попытался встать, но обнаружил, что не может это сделать с помощью только двух ног. Я дал ему время немного помучиться, затем, когда он сердито сдался, заговорил снова:

– Не согласен. Мы сказали, что знаем, как победить асов, однако ты отказался нам поверить. И мы решили, что быстрее показать, чем объяснять на словах. Могу я получить от тебя обещание, что ты будешь вести себя мирно?

– Гра-а-ах. Полагаю, мне придется его дать, иначе я останусь тут валяться, будто высохшее дерево.

– И ты отведешь нас к Хрюму?

– Да. Он насадит вас на вертел, зажарит с розмарином, и вечером мы будем пировать вашей плотью. А завтра вы превратитесь в кучки дерьма на снегу.

– Твоя дипломатия отличается смелостью и резкостью, и я бы не назвал такое мирным поведением. С другой стороны, полагаю, ты не можешь отвечать за Хрюма. Мастер Чжанг, он дал нам слово. Пожалуйста, отпустите его, – сказал я на древнескандинавском, чтобы Суттунг меня понял, а потом перевел последнее предложение на мандаринский.

Чжанг ловко запрыгнул Суттунгу на грудь и снова принялся тыкать в разные места железным прутом. Когда он закончил, руки Суттунга дернулись, он с силой опустил их в снег и медленно сел. Чжанг исполнил очередное акробатическое упражнение, чтобы не оказаться у него на пути, и продемонстрировал еще одно безупречное приземление.

Суттунг встал и потратил несколько мгновений на то, чтобы убедиться, что все у него работает как прежде. Удовлетворившись результатом, он уставился на Чжанга, пытаясь увидеть нечто важное и упущенное им раньше – иными словами, что этот внешне хрупкий старик на самом деле смертельно опасен. Затем он наградил нас всех по очереди подозрительными взглядами – ледяными, разумеется, – мысленно спрашивая себя, какие такие способности помогут нам уничтожить асов.

– Гра-а-а-х, идите за мной, – наконец сказал он и повернул на восток, прокладывая своими громадными ногами дорогу для нас в снегу.

Нам пришлось идти два часа по жуткому холоду, чтобы добраться до деревни ётунов. Мои джинсы и кожаный пиджак совершенно не годились для такой погоды, не говоря уже про сандалии, и мне пришлось попросить одеяло и снегоступы у Вяйнямёйнена, который дал их мне с выражением на лице, ясно говорившим, что я полный придурок. С холодом я вполне мог справиться, но обморожение беспокоило меня по-настоящему. Другие члены нашего отряда, похоже, были знакомы с морозом – или, по крайней мере, лучше к нему подготовились.

Перун шагал рядом со мной, выставив вперед грудь, накрытую свалявшейся кучерявой бородой. Под меховым плащом у него была надета тонкая рубашка, расстегнутая спереди и открывавшая миру его собственную шерсть.

– Видишь? Волосы – полезная штука для подобных мест, и тот, кто бреется, поступает глупо.

– Ты бы дал такой совет женщине? – спросил я.

– Конечно! Волосатые женщины – это хорошо. Подайте мне крепких, сочных, волосатых женщин!

– Сдаюсь! Слушай, а это отличное название для музыкальной группы. «Сочные волосатые женщины». Ты только представь, какой можно придумать для них фирменный знак и какие торговые возможности откроются. Тут даже пахнет новомодным течением.

У Перуна сделался расстроенный вид.

– Давай говорить по-русски. Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Мы перешли на русский и прекрасно пообщались, шагая за Суттунгом. Перун был охвачен возбуждением от мысли, что он увидит великанш, которые могут оказаться по-настоящему крепкими, сочными и волосатыми. Глядя на него, я пришел к выводу, что он уже довольно долго не вступал ни с кем в любовные отношения.

Ледяные ётуны жили не в пещерах или примитивных хижинах, их дома были вырублены из глыб льда и утеплены снегом, а окна и основания украшены вырезанными из уплотненного снега красивыми орнаментами. Дополняли картину островерхие крыши, трубы и высокие двери.

На улицах не валялись человеческие кости, и ничто не указывало на то, что великаны регулярно справляют нужду прямо в снегу. Деревня оказалась на удивление чистой, на самом деле, почти художественно аккуратной, без малейшего намека на грязь или отходы, которых можно ожидать от жителей, обожающих говорить: «гр-а-ах». В самом центре находилось общественное кострище, но выглядело оно так, будто им уже некоторое время не пользовались. «Возможно, – продумал я, – человеческие кости закопаны в снегу вместе с отходами и грязью».

Складывалось впечатление, что все жители наслаждаются мирным вечерком в своих уютных домах. Засыпанная снегом главная улица была пустой, но оранжевое сияние в окнах и дым, поднимавшийся над трубами, говорили о разожженных внутри каминах и печах. Однако, несмотря на идиллическую картину, мы не чувствовали себя спокойно в деревне великанов и почти ожидали засады.

– А где все? – спросил я у Суттунга.