– Кто вы? – испуганно спросила медсестра и схватилась за зуммер, когда увидела в его руке пистолет.

– Это я, Марк, – ответил он, не сводя глаз с Сандры.

«А это действительно я? Стою здесь и смотрю в глаза своей погибшей жены? Или я не существую и живу в иллюзорном мире ужаса?»

Марк заплакал и протянул руку к Сандре, раздвинул ее губы, словно хотел помочь ей издать звук: казалось, что Сандре стоило нечеловеческих усилий открыть рот. Наконец, спустя целую вечность, он услышал спасительные слова:

– Я люблю тебя.

Он почувствовал безграничное облегчение.

– Я так сильно люблю тебя. – Сандра говорила с трудом. Ее глаза были стеклянными, и она улыбалась, как в наркотическом опьянении.

На глаза Марку навернулись слезы. Он поднял руки, с беспомощным жестом обернулся к своему брату, который молча наблюдал за ними. Затем бросил пистолет на пол, положил обе руки на металлический каркас кровати, которую медсестра покатила дальше. Он не мог сформулировать ни одного из миллиарда вопросов, которые бурлили в нем: «Почему ты еще жива? Что вы со мной сделали? Что с нашим ребенком?»

– Почему? – единственное, что он наконец спросил.

– Пожалуйста, оставьте ее в покое. Ей только что ввели наркоз. Ее нужно доставить в операционную.

Марк не слушал, что говорила медсестра, но и не мешал ей больше. Он пошел рядом и наклонился к Сандре, которая беззвучно шевелила губами.

– Что? – спросил он. – Что ты говоришь?

– Я сожалею.

– О чем ты сожалеешь?

Он посмотрел вперед. Они были в нескольких метрах от стеклянных двустворчатых дверей, за которыми начиналась стерильная зона.

– Мы зашли слишком далеко.

– С чем? Что вы сделали?

Голос Сандры дрожал. Наркоз парализовывал ее тело изнутри, отключал сознание. Она лишь прошептала:

– Но у нас не было выбора. Понимаешь? Ты должен был забыть.

Из последних сил она приподнялась, но медсестра осторожно уложила ее обратно на каталку. Марк почувствовал давление на плече, словно чья-то рука удерживала его, тянула назад. От жены, чью кровать покатили в операционную.

– Ты должен был забыть, – в отчаянии повторила Сандра, прежде чем исчезла.

«Навсегда».

Когда двери закрылись за ней, у Марка появилось чувство, что он окончательно потерял свою жену.

– Пойдем со мной, – сказал голос у него за спиной, которому принадлежала ладонь, державшая его за предплечье. – Время пришло. Я тебе сейчас все объясню.

Марк обернулся и посмотрел в усталое и печальное лицо своего тестя. Еще никогда Константин Зеннер не выглядел таким постаревшим.

– Она жива!

– Да.

– То есть аварии не было?

Константин, Марк и Бенни стояли в просторном кабинете, куда привел их его тесть. Их тела находились на максимальном расстоянии друг от друга и образовывали вершины невидимого прямоугольного треугольника.

– Была, но без смертельного исхода. Сандра отделалась легкими ушибами. А вот твоя подушка безопасности… – Он тяжело дышал и сжал губы, прежде чем продолжить. – Твоя подушка безопасности не сработала. Ты ударился головой о боковую раму и тут же потерял сознание.

Бенни пододвинул вертящийся стул и сел спиной к стеклянной двери, через которую можно было выйти на большую террасу, простирающуюся вдоль всего фасада здания.

– Мы привезли тебя сюда, в клинику, – продолжал Константин, который, как и Марк, остался стоять у письменного стола. – Когда ты очнулся, не мог вспомнить последние часы перед аварией. Это был наш шанс.

– О чем ты говоришь, черт возьми? Какой еще шанс?

Марк ощутил, как изнутри поднимается холодная ярость.

– Мы приложили все усилия, чтобы сохранить твою частичную амнезию до сегодняшнего дня. Но нам стало ясно, что психологическая травма от аварии недостаточно сильная, чтобы надолго вытеснить воспоминания. Поэтому мы решили занять твой мозг чем-то другим.

– Вы разыграли смерть Сандры?

– Поверь мне, это решение далось нам нелегко. Мы несколько раз хотели все прервать. Прежде всего моя дочь.

Марк вспомнил фотографию желтого «вольво», которую Эмма сделала перед полицейским участком и показала ему.

«Они ругались. Я только поэтому и сфотографировала эту сцену».

– А что с клиникой Бляйбтроя? Она вообще существует?

– Да. Патрик мой хороший друг. Он часто лечит моих стационарных пациентов. Он и тебя обследовал, после того как ты очнулся. Патрик объяснил мне, что твоя амнезия продлится недолго. Но он не хотел включать тебя в свою программу, что я могу понять. Все-таки он занимается действительно серьезными исследованиями, а то, что мы здесь делаем, в высшей степени неэтично. Но по крайней мере, он предоставил нам свою клинику.

«Значит, Эмма действительно просто пациентка!»

Марк не знал, смеяться ему или плакать. Та, которой он доверял и которая помогла ему больше всех, оказалась сбежавшей из клиники параноичкой. Вероятно, она действительно подслушала разговор Константина и настоящего профессора Бляйбтроя и сделала поспешные выводы. Она сбежала из клиники, чтобы предупредить его, и одновременно завела себя до параноидального психоза.

– Но я все равно не понимаю. Зачем такие невероятные усилия? – произнес Марк, всхлипывая и прижимая обе ладони к горящим щекам.

– Потому что речь идет о жизни и смерти, Марк. Поверь мне, мы никогда не хотели причинить тебе боль. Скорбь должна была отсрочить процесс вспоминания. И в первые недели все отлично работало. Но потом ты начал видеть во сне последние минуты перед аварией, и мы поняли – это лишь вопрос времени, когда ты все поймешь и свяжешь одно с другим.

«Бенни».

– Поэтому мы положили в моей приемной журнал с фиктивным объявлением.

«Научиться забывать».

– В конце нам нужен был один-единственный день. Двадцать четыре часа, которые ты забудешь. Быстрее мы не могли подготовиться к операции, а доставать ребенка еще раньше было бы слишком рискованно.

Марк помедлил, но затем не выдержал и перепрыгнул через письменный стол, за которым стоял его тесть.

– Что я должен был забыть? – закричал он и ударил его кулаком в лицо. Константин пошатнулся, но Марк схватил его за горло. – Говори! – рявкнул он и крепче сжал пальцы.

– Марк! – крикнул за спиной Бенни. – Отпусти его.

У Константина глаза вылезли из орбит, щеки покраснели, но он даже не пытался защищаться.

– Ты никогда этого не узнаешь! – Бенни говорил спокойно, почти безучастно, и, возможно, именно это странное равнодушие в его голосе привело Марка в чувство. Он еще раз сжал Константину горло, затем отпустил.