Переговоры с Австрией возобновились, поскольку император умер и брат Карла получил корону империи. Королеве было тридцать три года, и ее министры беспокоились. Как могли они надеяться на наследника, если она не выйдет замуж в самое ближайшее время?

Ее тревожит, говорила Елизавета Сесилу, религия эрцгерцога.

– Вспомните, – говорила она, – брак моей сестры. Народ был против него, и это не принесло Англии ничего хорошего. И, мастер Сесил, если вы скажете, что я должна выйти замуж за англичанина, я попрошу вас повнимательнее посмотреть на то, что произошло с моей шотландской сестрой.

Она была умна и знала, о чем говорит. Королева Шотландии нашла в своем муже Дарнли слабого и нерешительного юнца, который совсем ей не подходил. Только что на глазах королевы убили Дэвида Риццио, и мир все еще испытывал от этого шок. Королева Шотландии была на шестом месяце беременности, и многие говорили, что она носила ребенка от Риццио.

Это был замечательный скандал, Елизавета могла указывать на него своим министрам, и ее в подобном скандале, несмотря на злобные сплетни грязных людей, никто не мог бы упрекнуть. Это был превосходный образчик брака, и она говорила всем им, что этот случай заставляет ее еще больше ценить свое одинокое положение.

Пусть министры сначала как следует разберутся в шотландских делах, прежде чем станут уговаривать ее отправиться в полное опасностей путешествие, которое шотландская королева предприняла с таким плачевным результатом.

Министры трусили перед королевой. В битве слов она всегда одерживала над ними верх. Им приходилось иметь дело с женской логикой, ответить на которую мужские умы были не в состоянии. Когда их раздражение становилось невыносимым и они были готовы скорее подать в отставку, чем служить этой женщине, она указывала им на неопровержимую истину, которая потрясала их, так как при всем своем ясном мышлении они все-таки ее упустили.

Елизавета не сводила глаз с Шотландии, мечтая, чтобы шотландская королева оказалась в ее власти. Катарина Грей все еще сидела в тюрьме; ее сестра, Мария, вышедшая замуж без согласия королевы, и ее муж тоже находились в Тауэре. Мать Дарнли, графиня Леннокс, которую пришлось освободить, так как обвинения в колдовстве не подтвердились, была снова заключена в Тауэр после свадьбы Дарнли с Марией, королевой Шотландии, так как Елизавета обвинила ее в том, что она устроила этот брак, хотя и знала, что идет против желания английского парламента.

Без лишнего шума и по причинам, отличным от очевидных, королева собрала своих опасных врагов и держала их под замком. Сесил, Норфолк, Бэкон, Лестер, Суссекс и Арундел с изумлением наблюдали за ней! Они считали себя хитроумным государственными деятелями, пока не попытались схватиться с этой тридцатитрехлетней женщиной.

Сесил, знавший ее чуть лучше, чем остальные, уже не отворачивался от Лестера, как это делали Норфолк и Суссекс. Сесил считал, что Елизавета по-прежнему смотрит влюбленными глазами на своего обожаемого графа и ее кажущееся равнодушие к нему не следует воспринимать слишком серьезно, а ее дружба с юным Хиниджем лишь для отвода глаз – чтобы показать Лестеру, что ему не следует увлекаться другими придворными дамами, и отчасти чтобы обмануть иностранных послов.

Для королевы было очень типично постараться извлечь максимум удовольствия из такой ситуации.

Она приказала, чтобы Роберт предстал перед ней, и в присутствии своих дам и нескольких кавалеров опочивальни предупредила его, что не потерпит при своем дворе любовных похождений вдовцов – хотя бы и избранных – и замужних женщин.

Роберт хотел возразить, сказав, что Елизавета сама подает плохой пример, бросая кокетливые взгляды на кавалера опочивальни, который женат на одной из ее дам. Но увидел холодный блеск в ее глазах и понял, что его отчитывает королева.

Он был глубоко потрясен. И испугался, что, если будет и дальше проявлять интерес к Летиции, его отошлют от двора.

Елизавета ликовала. Она установила между ними новые отношения. Королева хотела, чтобы он оставался при дворе, но стал всего лишь фаворитом – одним из многих.

Эта перемена не осталась незамеченной.

Правление Лестера окончено, шептались вокруг. Королева его разлюбила. А что этот новый мужчина, Хинидж? Займет ли он место фаворита? Что в нем есть такого, чего нет в Роберте? Правда, он немного моложе, но во всем остальном ему уступает.

Хинидж был вместе с ней в тот день в Гринвиче, когда после ужина весь двор танцевал в большом зале, и Сесил подошел к королеве, чтобы сказать, что прибыл шотландский посол и желает увидеться с ней. Затем, наклонившись, прошептал ей новость из Шотландии на ухо, и у Елизаветы тут же пропало настроение танцевать. Она села, обхватив руками голову, не в состоянии скрыть свои чувства. А собравшимся вокруг нее дамам скорбным голосом сообщила:

– У королевы Шотландии родился сын, а я смоковница бесплодная.

Сесил махнул рукой, чтобы дамы отошли, и тихо посоветовал:

– Мадам, я понимаю ваши чувства; но будет нехорошо, если Мелвилл увидит вас в таком состоянии. Вы должны показать ему, что рады рождению принца.

Она схватила его за руку и проговорила:

– Вы правы, как, впрочем, почти всегда, друг мой. Теперь приведите Мелвилла.

Королева была на ногах и танцевала, когда он вошел. При виде его она весело исполнила пируэт.

– Вы привезли нам хорошие новости! – воскликнула Елизавета. – Я уже много педель не чувствовала себя так хорошо, как теперь, когда я думаю о том, что у моей сестры родился прекрасный сын.

Мелвилл преклонил перед ней колени и, поцеловав ее руку, произнес:

– Моя королева знает, что из всех ее друзей ваше величество больше всех обрадуется этой новости. Хотя ее сын чуть было не стоил ей жизни. Ей было так тяжело последнее время, что она хотела бы никогда не выходить замуж.

Елизавете понравилось последнее замечание, которое хитрый шотландец явно добавил, чтобы доставить ей удовольствие.

– Вы будете крестить маленького принца, ваше величество? – спросил Мелвилл.

Елизавета ответила, что она будет рада стать крестной матерью ребенка.

Но когда отпустила посла и играть роль больше не было необходимости, с тревогой подумала, что появился еще один претендент на английский трон, от которого не так-то легко избавиться.

Не было больше никаких сомнений, что граф Лестер потерял прежнее отношение к нему королевы. Норфолк и Суссекс в открытую демонстрировали ему свою неприязнь при каждом удобном случае. Только Сесил, будучи более мудрым, не проявлял в нему никакой вражды.

На празднике Двенадцатой ночи королева удивила всех, провозгласив сэра Томаса Хиниджа Бобовым королем – эта роль обычно доставалась Роберту Дадли, так как никто не обладал достаточным остроумием, обаянием и веселостью, чтобы сыграть эту роль так, как всегда это делал он.