— Извините, что опоздала, — повторила Анна.

— Правда, ничего страшного, — ответила доктор Льюин. — Как идет подготовка?

Анна неожиданно расплакалась. Доктор Льюин протянула ей коробочку с салфетками, но в ту секунду Анне показалось, что лучше будет воспользоваться воротником блузки, чтобы вытереть глаза и нос.

— У тебя сейчас такая напряженная жизнь, — мягко произнесла доктор Льюин.

Анна покачала головой, не в силах продолжать разговор.

— Не спеши, — успокоила ее доктор Льюин. — Не обращай на меня внимания.

Еще две или три минуты (от четырех долларов двадцати центов до шести долларов тридцати центов) Анна приходила в себя, но потом снова подумала… обо всем и залилась слезами, что привело к необходимости в очередной раз брать себя в руки. Наконец, когда уже можно было не опасаться еще одного потока слез, доктор Льюин попросила:

— Расскажи, что тебя сейчас тревожит больше всего.

Анна шмыгнула носом.

— Ничего ведь нет плохого в том, что я решила переехать в Чикаго?

— И что, по-твоему, может случиться? Я имею в виду, самое худшее?

— То, что меня, наверное, уволят. Но я надеюсь, что смогу найти новую работу.

Доктор Льюин кивнула.

— Да, вероятно, тебе удастся устроиться на новую работу.

— Все-таки больше всего меня пугает мысль о том, что у меня ничего не получится с Генри. Я сумасшедшая, если решила уехать туда, хотя мы с ним даже не встречаемся?

— А ты сама считаешь себя сумасшедшей?

— Извините, конечно… — Анна еще пошмыгала носом. — Но разве не проще ответить на этот вопрос вам, чем мне?

Доктор Льюин холодно улыбнулась.

— Насколько я вижу, ты понимаешь, что ни с Генри, ни с кем-либо другим не может быть никакой уверенности. Сейчас ты осознанно идешь на определенный риск, что вполне нормально и рационально.

— Правда?

— Тебе двадцать шесть лет, — спокойно произнесла доктор Льюин. — Почему бы не рискнуть?

Подобные ответы типа «почему бы не…» в последнее время звучат довольно часто. Особенно после того, как Анна разорвала отношения с Оливером. Все-таки за все эти годы доктор Льюин стала несколько фамильярной. Однажды Анна призналась доктору Льюин, что каждый раз, когда они с Оливером занимаются сексом, ей кажется, будто в этот момент она может подхватить какую-нибудь венерическую болезнь. Доктор Льюин тогда заявила:

— Так почему же ты не прекратишь заниматься с ним сексом? Возможно, лучше купить себе вибратор? — Должно быть, глаза Анны расширились от удивления, потому что доктор Льюин тут же добавила: — Законом это не запрещается.

Волей-неволей Анна начала задумываться, а будет ли доктор Льюин вообще скучать по ней?

— Двадцать шесть лет — это не такой уж юный возраст, — заметила Анна. — Не двадцать два все-таки.

— Дело в том, что ты свободна и ни от чего не зависишь. С твоей стороны не будет безответственным рискнуть.

Риск заключался (и заключается) в том, что Анна переезжает в Чикаго, чтобы проверить, могут ли у нее сложиться отношения с Генри. Все свелось к этому как-то очень быстро. Свадьба Фиг (так это называла сама Фиг, которая говорила: «Церемония принесения клятвы звучит слишком по-голубому») состоялась в июне. Это был скромный, но красивый праздник, который прошел в отдельном номере ресторана на Волнат-стрит в Филадельфии. Зоя была в белом брючном костюме, а Фиг в простом белом платье в полоску, и рядом они выглядели очень гламурно. Эллисон с Анной были подружками невесты, а Натан и брат Зои были… Дружками жениха их нельзя назвать, но со стороны Фиг было мудрым решением пригласить Фрэнка руководить церемонией. Это демонстрировало, что старшее поколение благословляет их союз. Родители самой Фиг от этого отказались. Фрэнк держался с достоинством, был очень мил, а родители Фиг просто хорошо проводили время. По окончании церемонии, за ужином, Натан после нескольких бокалов мартини произнес тост, который начинался такими словами: «Если вспомнить, какой шалавой всегда была Фиг, никто бы и не подумал, что она станет лесбиянкой!»

И еще: там был Генри. Анна ни разу не видела его с того времени, когда училась на первом курсе колледжа, и была уверена, что Фиг пригласила его исключительно ради нее. За столом Анна и Генри сидели рядом, с ним можно было общаться совершенно легко, но разговор, вместо того чтобы постепенно стать более непринужденным и наконец сойти на нет, наоборот, становился тем более активным, чем дольше они находились рядом. Тем для обсуждения было бесчисленное множество, и все, что он говорил, было ей интересно. Один его рассказ был о том, как он утром в гостинице застрял в лифте с восьмидесятидевятилетней старухой из России, которая в скором времени начала угощать его пирожками и строить планы, как познакомить его со своей внучкой, хотя Генри, по его словам, за то время, которое они вместе провели в ловушке, успел полюбить эту женщину. Ее, кстати, звали Маша. Еще они поговорили о том, что Генри назвал «сменой души» Фиг. Сам он, похоже, ни капли не был расстроен по этому поводу. Он говорил:

— Разве я могу не радоваться за нее? Я впервые вижу ее такой спокойной и счастливой.

Когда Анна рассказала ему про Оливера, он словно бы подытожил:

— Анна, я думаю, этот тип — полный придурок. Он недостоин тебя.

Они оба много выпили, и веселье начало стихать уже за полночь.

— А ты все еще сидишь в одном офисе с этим парнем? — спросил Генри. — Кошмар. Тебе нужно уезжать из Бостона.

— Я даже не знаю, куда мне можно уехать.

— Да куда угодно, мир большой. Переезжай в Чикаго. Чикаго намного лучше Бостона.

Она скосила на него глаза, чуть поджав губы. Сейчас у нее это получалось гораздо лучше, чем тогда, когда она училась в колледже. К тому же Анна была уверена, что и выглядит значительно лучше. Теперь у нее была короткая прическа (волосы доходили до подбородка), вместо очков — контактные линзы, а платье (без бретелек, его для подружек невесты выбирала сама Фиг), выгодно открывало ее плечи и локти. В этот день Анна впервые в жизни надела платье без бретелек и теперь подумывала о том, а не надеть ли ей такое платье как-нибудь еще раз?

Самым кокетливым тоном, на который только была способна, Анна сказала:

— Ты думаешь, мне стоит переехать в Чикаго?

Улыбаясь, Генри ответил:

— Я уверен, что тебе стоит переехать в Чикаго.

— И чем же я там буду заниматься?

— Тем же, чем люди занимаются везде. Работать. Есть. Заниматься сексом. Слушать музыку. Но только все это будет лучше, потому что будет происходить там.

— Ладно, — коротко произнесла Анна.

— Правда? — удивился Генри. — Только потому, что я тебе это советую?

Часы шли, и уже перестало казаться, что физическая близость между ними сегодня невозможна, хотя это потребовало бы серьезной подготовки: гостиница, в которой остановился Генри, находилась в центре города, а ей надо было возвращаться в пригород с матерью и Фрэнком. К тому же в ее семье Генри был известен как бывший бойфренд Фиг, так что не очень-то и просто было придумать правдоподобное объяснение. На улице, когда мать и Фрэнк уже ждали в машине, Анна и Генри обнялись, он поцеловал ее в щеку, а она подумала, что так, вероятно, они будут провожать друг друга на вокзалах и в аэропортах, когда станут мужем и женой. И совершенно неважно, что между ними не произошло ничего большего. Пока Анна ехала домой на заднем сиденье машины, ее сердце не переставало сжиматься от мысли, как же она его любит.