— Амина?

Девочка кивнула.

Киран посмотрел на Тару.

— Мне все известно. Я заберу девочку с собой.

Амина боязливо прижалась к женщине.

Тара легонько подтолкнула ребенка к Камалу и шагнула вперед. Ее глаза сверкали подобно двум ярким звездам.

— Нет! Она поедет с нами.

— Я ее отец, — напомнил Киран, и молодая женщина уловила в его голосе твердые, властные нотки.

— У вас есть другие дети. И жена, которая едва ли полюбит Амину.

— Мадхур — хорошая и добрая женщина.

— Лучше Амриты? — вырвалось у Тары. — Амриты, которую вы бросили ради денег своего отца!

Киран помрачнел и жестко произнес:

— Будет лучше, если я поговорю не с тобой, а со жрецами.

— Они не согласятся отдать Амину!

— Почему? Девочка не успела пройти обучение, она еще слишком мала для того, чтобы понять, получится ли из нее танцовщица. К тому же, надеюсь, на сей раз мне помогут те самые деньги, из-за которых, как ты утверждаешь, я бросил Амриту. Я заминдар, мои земли обрабатывают крестьяне ста тридцати деревень, тогда как ты и твой муж всего лишь жалкие уличные танцовщики. И я не хочу, чтобы моя дочь тоже стала танцовщицей!

Тара отшатнулась.

— Заминдар? А… ваш отец?

— Он умер. И первое, что я сделаю в качестве наследника господина Рандхара, это заберу свою дочь домой.

— Амина дала согласие ехать с нами.

— Когда я с ней поговорю, она поедет со мной. Не советую спорить и препятствовать, Тара, не то лишишься всего, что имеешь!

Киран умолк. Такая речь далась ему нелегко: сердце бешено стучало, руки похолодели и дрожали. Он сжал кулаки. Этот молодой мужчина давно понял: чтобы выжить в том мире, в который его забросила судьба, он должен стать достойным наследником своего отца. И знал, чего это будет стоить.

Во многом причиной смерти господина Рандхара была история с Джаей. Жалость к дочери пополам с отчаянием и чувством вины разорвали ему сердце. Он ненавидел Джаю за ее поступок и вместе с тем продолжал любить.

Разумеется, Киран собирался всего лишь нагнать страху на Тару. Он не подумал о том, что своей тирадой может напугать и дочь, которая совсем его не знала.

Девочка была похожа на Амриту. Такое же нежное лицо и выразительные глаза.

Они с супругой растили сыновей. Мадхур — послушная, кроткая жена, она наверняка обрадуется девочке и не станет ее обижать. Амина будет напоминать ему об Амрите.

Тара беспомощно оглянулась. Где Камал? Почему он не вступился за нее, не промолвил ни слова? Она только сейчас обратила внимание на то, что его нигде нет. Пока они с Кираном спорили, ее муж незаметно покинул территорию храма. Амина тоже исчезла.

Молодая женщина торжествующе улыбнулась, глядя на Кирана.

— Ты ее не получишь!

Он почувствовал, что проиграл, и сжал губы.

— Если вы украли девочку, вам придется за это ответить.

Тара расхохоталась.

— Перед кем? Перед жрецами, если она не их собственность? Перед богом, если его обитель — ее душа? Я отвечу перед Амритой, когда она вернется назад!

— Я найду тебя в Калькутте и заберу ребенка.

— Как ты это сделаешь? Силой? Девочка откажется следовать за тобой! Амина тебя не знает, ты ей — никто.

Тара произнесла эти слова как приговор и, повернувшись, пошла прочь.

Камал и Амина шли по дороге, ведущей в Бишнупур. По обеим сторонам были густо посажены яблони; их большие, блестящие на солнце плоды казались огненными глазами.

— Этот человек хотел заплатить жрецам и увезти меня с собой? — спросила Амина.

Камал остановился, присел перед ней на корточки и сказал:

— Хочешь, открою секрет? На самом деле деньги ничего не решают. Все решает любовь.

Девочка судорожно вздохнула, и ее худенькие плечики дрогнули.

— Шива не обидится, если я покину его?

— Нет. Потому что на самом деле ты осталась с ним, а он с тобой, — промолвил Камал и приложил руку к сердцу. — Вот здесь. Я тоже не сразу это понял, когда оставил службу в храме.

— Расскажи, — попросила девочка.

— Хорошо.

Он поднялся и повел ее дальше. За разговорами они незаметно дошли до Бишнупура. Вскоре их догнала запыхавшаяся Тара.

— Ты правильно сделал, что увел Амину! Как думаешь, Киран сможет нам навредить?

— Нет, — ответил Камал. — Я видел его глаза. Он неплохой человек. Он получил многое, но только не то, что способно его порадовать. Он вынужден бороться с тем, с чем ему трудно бороться. Его нельзя назвать счастливым, хотя, наверное, Киран заслуживает счастья. Как и все мы.

— Он сам виноват! — упрямо заявила Тара и, взяв Амину за руку, быстро зашагала вперед.

Беглецы пытались идти по дороге, пока не встретили сперва конный отряд майсурцев, потом волов, тянувших артиллерийские орудия англичан.

Девар и Амрита едва успели спрятаться в джунглях и уже не рисковали появляться на дороге.

Вечером они решились развести огонь. Девара сильно беспокоила раненая рука, у него начался озноб. Амрита сказала, что если они не проведут ночь возле костра, то просто не смогут идти дальше.

Обессилевший Девар сидел на траве, прислонившись спиной к стволу огромного дерева. Амрита следила за костром. Желтоватое пламя, раздуваемое ветром, почти касалось ее лица, но в своей глубокой задумчивости она, казалось, не чувствовала жара.

— Думаешь о храме?

Амрита встрепенулась.

— О своей дочери. Я не уверена в том, что смогу вернуться в храм. Но я должна забрать Амину.

— А потом?

— Наверное, поеду в Калькутту.

— Тебя кто-нибудь ждет… кроме дочери?

— У меня есть друзья. Родители живут в бедной деревне, я навещала их еще до рождения Амины.

Девар сделал над собой усилие и спросил:

— А… ее отец?

— Он живет в Калькутте. Женатый человек, сын заминдара. Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся. — Амрита старалась, чтобы ее голос звучал равнодушно.

Они помолчали.

— Почему ты не хочешь остаться в храме?

Амрита опустила глаза, пошевелила горящие ветки палкой, потом подняла голову и посмотрела на Девара. У него было не то чтобы красивое, но очень мужественное и благородное лицо. И какая-то странная, тщательно скрываемая растерянность и смятение во взоре.

Внезапно Амрите почудилось, будто между той ночью, когда они бежали от принца, и нынешней не прошло и одной минуты. Что они всего лишь продолжают прерванный разговор. Она не знала, почему доверяет этому человеку, но ей хотелось говорить откровенно и просто — так, как она давно ни с кем не говорила.