Невероятно, но театр уже распахнул двери для зрителей. Наконец-то! Хотя до начала спектакля было еще далеко… Я вернулся в подсобку, но она оказалась запертой – Шульц пропал. Может, пошел искать меня?.. Я встревожился, пошел обратно – ни Катковского, ни Шульца по дороге не встретил… Катковский, должно быть, сидит на закулисной верхотуре сцены, готовый менять декорации, а вот – где Шульц? – вопрос… Опять повторялась старая история: в наших действиях отсутствовала слаженность и координация, сплошной сумбур и неразбериха, какая-то глупая бесконечная беготня. «Эх, сейчас бы мобильник или хоть захудалый пейджер! Размечтался… На дворе-то – семьдесят четвертый год!»

В холлах и коридорах тем временем заметно прибавилось зрителей, уже вовсю работали буфеты, многие расхаживали с бокалами в руках, смакуя шампанское, открылся музей – я заглянул туда, но и там Шульца не было… Прозвенел первый звонок, зрители заторопились в зал… а Шульц мне так и не встретился… я начал паниковать… сбегал обратно в подсобку – никого… прозвучал второй звонок… вернулся назад и одновременно с моим появлением в коридоре у президентской ложи прозвучал третий… у входа в ложу стояли два суровых охранника в штатском со крещенными руками ниже пояса… значит, Мумия уже на месте.

И тут появился Шульц. Он был спокоен, как никогда. На его устах играла загадочная улыбка. Сказать, что я ему был рад – это ничего не сказать, у меня сразу на душе полегчало. Увидев у меня в руках «Майн Кампф», похвалил:

– Ты это хорошо придумал, чувак!

Книгу он тут же забрал, чуть позже она ему пригодилась, даже можно сказать – выручила. Меня он отправил в подсобку за бушлатами, которые мы там оставили, сказал, тащи сюда – скоро все закончится. Дал мне ключ, а сам остался дежурить в коридоре. Я снова бросился за кулисы – как раз в тот момент, когда в зале оркестр грянул «Хорста Весселя» – без нацистского гимна, само собой, дело не могло обойтись.

Весь в поту, я добежал до подсобки и сунул ключ в скважину – дверь не отпиралась, я понял, что он не подходит. От ложи, что ли, подсунул мне ключ, опять все перепутал придурок, на чем свет стоит клеймил я Шульца самыми последними словами. Как назло, и ключ застрял – я так и сяк пытался его вытащить, дохлый номер! Не знаю даже, сколько времени я с ним провозился. К счастью, я заметил проходившего мимо здоровенного мужика, настоящего амбала, знаете, морда ящиком, а руки-крюки, обряженного в морской костюм, но с лицом не выбеленным и без кругов под глазами, значит, точно не с «Летучего Голландца», стало быть – догадался я – из команды норвежца Даланда… и что он там делал на этой верхотуре, спектакль-то, как я уже обмолвился, был в самом разгаре. Увидев, как я мучаюсь, он пробасил по-латышски «Пагайд, пагайд…» и, отстранив меня от двери, ловким движением вытащил проклятый ключ из скважины, я его схватил и тут же, не поблагодарив благодетеля, бросился назад. На часах уже было четырнадцать минут восьмого. Успею или нет?..

Шульц по-прежнему стоял в коридоре, вернее сказать, неторопливо прогуливался. Спокойный, и я бы даже сказал, умиротворенный и расслабленный. Он совсем не удивился, что я появился без бушлатов, словно был готов к этому. Я начал чертыхаться, но он только отмахнулся:

– Чувачок, да не ругайся ты, подумаешь – перепутал ключ, с кем не бывает?

И вытащил с милой улыбкой второй ключ, а первый брать не стал, сказав, чтобы я его оставил в подсобке, когда ее открою. Я снова бросился к чердаку, от бессмысленной чехарды я давно был весь в мыле, да и в глазах уже порядком рябило…

По дороге глянул на часы – опять четырнадцать минут восьмого! Тут до меня дошло – часы встали… Проклятая батарейка – подвела в самый ответственный момент! Вот когда я позавидовал счастливым обладателям допотопных механических часов, натиравших колесиком при заводе неприятные мозоли на большом и указательном пальцах – Шульц показывал жуткие наросты, жалуясь на слишком тугую пружинку часов. Но делать нечего – побежал дальше. И как это обычно бывает в подобных случаях – заплутал. Черт побери! Бросился в один коридор – там тупик, бросился в другой – там тоже. Вернулся назад. Попытался двинуться в другую сторону. Невероятно, но на этот раз нашел-таки нужную дверь и отпер, и тогда смог вздохнуть полной грудью…

А время шло… Да не просто шло, а теперь стремительно мчалось вперед едва ли не с космической скоростью. Я чувствовал нутром, что уже не поспеваю, что опоздал уже… И тут, как гром среди ясного неба, для меня прозвучало по трансляции сообщение об антракте – за кулисами повсюду висели громкоговорители, хоть и по-латышски объявили, но, знаете ли, слово «антракт» на любом языке созвучно, и как услышал эту объяву, так у меня все обвалилось внутри, как же так? – первый акт уже закончился, а взрыва как не было, так и нет!?..

Держа в охапке бушлаты я вновь появился в коридоре, запруженном выходящими из зала зрителями. У дверей ложи увидел Шульца, он общался с охраной… Что он там делает, безумец чертов?.. Хотелось даже крикнуть ему, но, разумеется, сдержался… Судя по всему, он прорывался к Мумии… Но зачем?.. Если бомба не взорвалась вовремя, она могла рвануть в любое мгновение… Вот дурья башка!.. Шульц продолжал ломиться, охрана, естественно, его не пускала… Тут дверь приоткрылась, и в проеме показалось недовольное лицо Гитлера, обеспокоенного шумом. Он сразу узнал Шульца, а увидев книгу, протянутую ему для получения автографа, его глаза потеплели… Он произнес какую-то фразу, по-отцовски глядя на Шульца. И хоть я не умел читать по губам, как некоторые глухонемые, но понял: «ПРОПУСТИТЕ КО МНЕ ВИННЕТУ!» Охранники тут же расступились, Шульц вошел в ложу, дверь за ним затворилась, не прошло и пяти секунд, как вдруг раздался оглушительный взрыв такой чудовищной силы, что запертую дверь с треском вышибло и отбросило вместе со стоявшими у нее охранниками – их буквально размазало взрывной волной о противоположную стену, со звоном высадило и все стекла в окнах… Я инстинктивно съежился в комок, точно смертельно напуганный еж, крепко сомкнул веки, а когда открыл глаза, увидел стену пыли, одну сплошную пыль, заполнившую пространство. Мгновенно мне запорошило глаза, а в уши как будто вставили затычки. Я слышал отдаленные вопли перепуганных людей, но никого не видел, они доносились как будто из преисподней, очень приглушенно… я что, контужен, что ли?.. В носу, в ушах и на губах явственно ощущался песок… откуда ему взяться в Опере?.. Но это и в самом деле был песок – он противно скрипел на зубах и резал глаза, точно скальпелем… Когда пыль чуть-чуть осела, я увидел и людей, как полоумные они метались туда-сюда в поисках выхода… Дым смрадный едкий черный, скребущий глотку, быстро расползался по всему коридору… дышать было нечем и всюду пахло смертью… я знал, что если сейчас уйду и ЭТОГО не увижу, то никогда не найду покоя… никогда… Эти пятнадцать метров я преодолевал, наверное, как полтора километра… шел, шатаясь, по стеночке, судорожно пытаясь вздохнуть… но воздуха не хватало…

То, что я увидел на месте ложи, вызвало приступ рвоты… мертвые окровавленные тела… не пойми чьи… все обезображенные… без рук… без ног… без глаз… лежали вперемешку с искореженной мебелью… с выдранными конечностями и оторванными головами… одной большой кровавой свалкой… В память вонзились последние кадры, как яркие языки пламени лизали порванные в клочья лиловые занавеси, и как тлела одежда на мертвых…