– Да ты все знаешь, – разочарованно вздохнул гость, привыкший за это время к общей осведомленности в происходящем. – Но как же тебя угораздило попасть на такую высокую должность?

– Чистая случайность. Когда-то люди моего племени на Севере чуть не убили меня, Хаос зачем-то превратил в белого волка, а Валайа вернула мне человеческий облик и поручила руководить людьми.

– Кто тогда Сигмар?

– Тоже человеческое божество, я взял его себе в помощники еще ребенком из одного племени, тоже на Севере, и теперь он следит за порядком у людей.

– Ты знаешь, что есть люди, которые считают Сигмара, а не тебя, Верховным богом?

– Что ж, это справедливо. Последние несколько тысяч лет я гораздо меньше занимался судьбами людей, чем Сигмар. Я постоянно с Валайей. Только когда назревает очередная война, Древнейшая отпускает меня к людям.

– Суровая оценка своего положения.

– Волчья.

– Валайа всегда на Ультиане?

– Нет, иногда у гномов, чаще всего в Империи.

– У гномов веселее?

– Гораздо. Хотя тоже есть свои, гномье-бородатые особенности. Но пиво отличное и мастера они на все руки.

– Вспомнил! Кто такие Готрек Гурниссон и Феликс Ягер? Гномы?

– Нет. Готрек – гном, а Феликс – человек. Они всегда вместе ходят. Наемники.

– Почему их так скейвены ненавидят?

– Эта парочка задала крысам жару в одной битве. Много перебила. Очень много.

– Разве бывает, что гном и человек всегда вместе?

– Редко. Но эти всегда вместе. Гортрек ищет смерти, а Феликс пишет книжонки про их приключения и продает их в имперских книжных магазинах. Плохонькие книжонки. Я читал одну. Мягко говоря, не «Беовульф».

– Чего же этот гном так ищет смерти?!

– Гортрек был когда-то послом гномов у эльфов. Ему отрезали бороду. Теперь, как любой уважающий себя гном, он ищет смерти. Серьезная война из-за этой бороды произошла.

– Кто победил?

– Никто. Гномы отобрали у эльфов корону Королей Фениксов, а эльфы разорили несколько городов гномов.

Второй зевнул и растянулся на меховом ложе. Он почувствовал, как необоримо смыкаются его веки, а голос хозяина логова звучит все глуше и глуше. Так и уснул.

– Магнификус! – сквозь сон проник в его сознание голос Ульрика. – Рассвет. Надо бежать.

Сергей раскрыл глаза и увидел, что помощник Валайи сидит перед небольшим костром и что-то варит в котелке. Пахло вкусно.

– Суп, – сообщил Ульрик и протянул гостю деревянную ложку.

Второй зачерпнул из котелка. Суп оказался отменным.

– Наваристый, – похвалил гость.

– Из оленины, – сказал блондин и, не дожидаясь вопроса, добавил: – Зачем было добыче пропадать? У бедного животного три стрелы торчали в брюхе. Не жилец. Я и так ему до рассвета время дал.

Сергей огорченно крякнул, но ложку не отложил.

– Как же мы до Башни Хоэта доберемся, ведь это очень далеко от Лорейна?!

– Нам и не нужно в Башню, – ответил Ульрик, тоже с удовольствием черпая своей ложкой из котелка суп, – Валайа приказала доставить тебя на баржу Фунибара. Ты плывешь на Остров Мертвых. В самый центр Воронки.

– Ты и к Валайе успел смотаться, пока я спал? – удивился молодой человек.

– Нет, – покачал головой блондин. – Все вчера решили.

– Почему мне не сказали? Что я, собственно, должен на острове с этим неприятным названием делать?

– Искать ответы на вопросы, – невозмутимо ответил Ульрик.

– Что же за остров такой?

– Я тебе вчера рассказывал. В центре этого острова находится Великая Воронка, куда уходит вся лишняя энергия. Ее сначала сделали Лизарды, потом разрушили в в гражданскую войну на Ультиане, потом опять восстановили. Каледор Пророк восстановил и его помощники. По мнению Валайи, они до сих пор где-то там.

– Как там?

– Вот так – там. Не могут выйти.

– Таал и Валайа там были?

– Нет. Они не могут. Никто не может, кроме хозяина Четырнадцатого принципа.

– Но почему?

– Все потому же – условия игры.

– Я начинаю крепко недолюбливать своего предшественника. Он явно перестарался с этими условиями. Мне самому нравится это число – четырнадцать; четырнадцать регенсбургских святых угодников, четырнадцать планет системы Икзистар и еще с десяток вариантов, но чтобы все по четырнадцать. Перебор, честное слово.

– Не хочу иметь своего мнения по этому вопросу, – нахмурился помощник Валайи, отложил в сторону ложку и поднялся на ноги. – Время, Древний, время.

Пробежка в собачьем обличии по утреннему лесу очень взбодрила Сергея. Мысли начинали приходить в порядок.

«Так, – размышлял он, проламываясь сквозь влажные от росы кустарники, – Пресловутые Древние не могут изменить условий игры и сами уничтожить этот портал. На меня возложена большая ответственность, причем без моего предварительного согласия. Молодцы! Хотя, с другой стороны, там я уже миллионер, здесь есть вариант пожить на несколько тысяч лет больше. Наконец, появится время на изучение иностранного языка и правил игры в го. Тупик, товарищи! И я в нем по самое некуда».

– За оврагом по ручью побежим, – услышал он мысли Ульрика.

– Боишься на Казириона наткнуться? – спросил он.

– Очень боюсь, – подтвердил его догадку белый волк.

И тут, словно судьба насмехалась над ними, Второй опять услышал вкрадчивый, как шелест листвы, голос мастера-отшельника:

– И это правильно, детки, очень правильно!

– Как же так, уважаемый Казирион? – воскликнул Ульрик. – Мы даже лапой не коснулись вашей земли?!

– А я опять гулял, – ответил голос Казириона. – Меня посетило вдохновение, и я решил погулять еще.

– Но! – отчаянно взвыл белый волк, резко останавливаясь.

– Да, – продолжал отшельник, – именно, но. Меня посетило вдохновение, но еще меня посетил очень неприятный гость. Глупец и грубиян. Очевидно, этот нахал шел по вашим следам. Он там, в конце оврага. То, что от него осталось, там. В конце оврага. А вы бегите, лапа на самом деле не коснулась. Уважаю щепетильность в вопросах личной независимости. Бегите, детки. Бегите скорее.

Белый волк рванул дальше, и Сергей помчался за ним.

Казирион не обманывал: лужайка в конце оврага походила на мясную лавку в момент ревизии. Даже на островках мха, свисающих с глиняных откосов, запеклась густая кровь. В центре лужайки, растерзанное пополам, валялось огромное тело в шипованых доспехах. Отделенную от тела голову покойника кто-то аккуратно водрузил на верхушку большого муравейника, а двуручным «спадоном» в человеческий рост тот же «шутник» проткнул насквозь ствол дерева рядом.